Бойко написано. Но оскорбительно!.. Бедный Рунич!
Рунич… рунические надписи… знаки… предзнаменования… тайные смыслы…
Какую подсказку дает ей лист «Синемира»? Какой смысл в том, что Рунич таким неожиданным опосредованным образом снова вторгся в ее жизнь? А ведь хотела забыть! Выкинуть из памяти, из головы, из того мягкого податливого места в середине груди, где, кажется, живет душа. Его высокие скулы, впалые щеки, сумрачный взгляд… Маска индейского вождя…
Выходит, рано забывать? И Лозинский тут же. И кино. И ее смутное щемящее чувство скорых перемен. И фильма с Ларой Рай. Все смешалось, сплелось.
Погруженная в свои мысли, она не заметила, как парикмахер выключил электрическую сушилку, отодвинул в сторону и вынул из волос Зиночки деревянные палочки.
— Ну вот! Полюбуйтесь, барышня! — Он с довольным видом оглядывал дело своих рук.
Зиночка посмотрела в зеркало.
Бог мой, да она ли это? Мелкие локоны каскадом струились вниз, закрывая шею. Завитки-змейки неожиданно вылепили лицо. Черты, казавшиеся мягкими, по-девичьи неопределенными, слегка припухлыми при геометрически прямых, ровных и гладких волосах, теперь, когда прическа сама потеряла определенность, превратившись в хаос, пену, лаву, предстали твердыми и значительными. Четкая линия скул, изящно обрисованный нос, прихотливые губы словно выписаны тонкой кисточкой, чистый лоб стал выше и — абсолютно прозрачные глаза с быстрым жестким отчерком темных ресниц. Лицо тонкое и непреклонное. Злой ангел с флорентийской картины.
Ей стало грустно. Больше нет былой Зиночки — папиной дочки, прилежной ученицы, книжного червя. Есть девушка с холодным взглядом, которая не узнает в зеркале саму себя. У другой Зиночки и жизнь должна быть другой. И привычки, и занятия, и характер, и имя. Жалко ли ей ту, былую? Да нет. А взгрустнулось от неизвестности. Это просто маленький глупый девчачий страх. Нервы. Ничего больше.
— Не надевайте шляпу! — шепнул парикмахер. — Под дождем завивка немного разойдется и волосы станут пушистыми.
Она надменно кивнула и вышла на улицу.
Звякнул колокольчик.
Удушливо-сладкий запах одеколона остался за спиной, и Зиночка полной грудью вдохнула сырой холодный воздух.
Глава седьмая
Встреча в зоопарке
Новый московский зоопарк на Пресне был открыт в самое неудачное время — в конце августа, в преддверии осени. Не успели москвичи насладиться прогулками в зарослях экзотических деревьев и наглядеться на диковинных животных, как наступили холода и… Разочарованию столичных дам и барышень не было предела. «Боже мой, они отморозят жирафу ушки!» — «Да что ушки, милая! Говорят, у самца макаки от холода…» Далее таинственный шепот. «Милая» склоняет головку. Выразительные жесты. Многозначительная мимика. Округлившийся ротик. «Что вы говорите! Какой ужас!» И все хором порицали московские власти за то, что так безжалостно обошлись с «невинными зверятками», привыкшими к солнцу и теплу.
Зверяток между тем поместили в закрытые вольеры. Зоопарк закрыли.
Каково же было удивление публики, когда в конце октября на круглых афишных тумбах появились огромные рекламные плакаты: «МОСКОВСКИЙ ЗООПАРК. В любое время года — хорошая погода! У нас — как на экваторе!» Обращало на себя внимание, что цена билета возросла вдвое.
Публика заволновалась, и в ближайшее воскресенье авто, пролетки и трамваи потянулись к Пресне. Отцы и матери семейств с отпрысками, шумные компании молодежи, влюбленные парочки, любопытствующие одиночки в изумлении замирали у входа и долго стояли, задрав голову к небу и открыв рот.
Все пространство между Грузинами и Пресней было накрыто гигантским стеклянным колпаком. Придя в себя, посетители с опаской подвигались к входной двери. Что ждало их внутри?
Внутри было не по-московски тепло и влажно. Стеклянный колпак, накрывший территорию зоопарка, создавал эффект термоса. В широкой гардеробной посетители скидывали пальто и макинтоши и через стеклянную дверь попадали в цветущий сад.
Розовые песчаные дорожки разбегались в разные стороны. По обеим сторонам высились пальмы и кипарисы. Кусты, усыпанные алыми и лиловыми цветами, скрывали в своей тени очаровательные павильончики с мороженым и прохладительными напитками. Там вдруг открывалось маленькое живописное озеро. Тут вставал зеленый холм. Справа падал со скалы водопад. Слева высились льды и торосы. То и дело в отдаленных уголках сада слышались женские возгласы и вскрики: зебры, антилопы, жирафы, тигры, львы, медведи гуляли на свободе среди рощ и лугов, слишком близко подходя к дорожкам и глазея на людей с тем же детским любопытством, с которым люди глазели на них. И лишь в последний момент, за секунду до того, как выскочить под ноги какому-нибудь проказливому малышу или его суетливой бабушке, зверь утыкался носом в стеклянную стену. Таким образом, оставалось неясным, кто в действительности находится внутри вольера, а кто снаружи — зверь или человек.