Идальго
Глава 1
Я с огромным интересом смотрел по сторонам, но ничего особо нового как-то не замечал. И интересного тоже: море как море, разве что волны поменьше были. Хотя, возможно, мне и показалось: как-то я на волны раньше особого внимания не обращал. Однако солнце, перепрыгнувшее из зенита к горизонту, намекало на то, что волны сейчас — это не главное, да и писк, издаваемый приборами на пульте управления, говорил о том, что солнышко свое положение на небе поменяло не просто так. И мне что-то вдруг стало тоскливо — а начиналось-то все так хорошо!
То есть началось все обыкновенно, хотя немного и странно: в один прекрасный весенний день зазвонил бабулин телефон. Ответил я, так как бабуля покинула нас уже почти год назад — и мужской, причем довольно молодой голос как-то робко попросил передать ей трубку.
— Кто вы и зачем вам бабуля? — сразу же расстроившись, поинтересовался я. Расстроился я потому, что по этому телефону бабуле редко, очень редко звонили ее старые друзья и подруги, и она специально попросила меня ее телефон не отключать, чтобы сообщить, тем, кто еще не знает, печальную новость — а сообщать такое даже незнакомым старикам как-то… не очень приятно.
— Я звоню из посольства Мексики, — сообщил голос, — мне в вашем МИДе дали этот номер…
— Que suerte, desde pequeño soñé con hablar con el embajador de México! ¿Recibí una herencia enorme? (*)
(*)Какая удача, я с детства мечтал поговорить с мексиканским послом. Мне досталось огромное наследство?
— Нет, — ответил голос, сразу переходя на испанский. — Я не посол, а всего лишь помощник секретаря консульского отдела, да и прадед вполне здоров и, надеюсь, никто еще долго никакого наследства не получит. Прадед — это сын Стефании Пилар… а вы, как я понял, внук Паломы Елены?
— Видимо да.
— Так ей можно передать трубку?
— Увы, уже нет.
— Жаль… а мы с вами можем встретиться? Я могу вас пригласить в консульство? В любое удобное для вас время: у меня есть определенное поручение от прадеда, и он предупредил, что если с Паломой Еленой будет связаться невозможно, то с любым ее потомком… любое удобное для вас время. И не обязательно в консульстве, но там… вы, как я понял, не очень доверяете звонкам с незнакомых номеров.
— Как насчет сегодня вечером? У меня начинается сессия в институте, свободного времени крайне мало…
— Договорились! Вы, когда подойдете к консульству, — он продиктовал адрес, — просто наберите этот номер. Я предупрежу охрану, но вы на всякий случай возьмите какой-нибудь документ… Да, меня зовут Рикардо Кармона, а вас?
На самом деле все началось гораздо раньше. Дело в том, что мой двоюродный прадед Павел был «испанцем» — не испанцем из Испании, а воевал в составе интербригад во время тамошней гражданской войны. И в госпитале он познакомился с одной испанской девушкой по имени Стефания Пилар и с длинной заковыристой фамилией. Активисткой ПОУМ, а в госпиталь она устроилась санитаркой, чтобы ухаживать за раненой сестрой. Прадед с этой Стефанией познакомился очень близко, так что когда он сажал ее на пароход, плывущий в Мексику (однопартийцы решили ее все же эвакуировать, поскольку на нее фалангисты открыли настоящую охоту и даже пообещали огромную премию за ее голову), она во-первых взяла с прадеда обещание, что он позаботится о ее сестре и во-вторых уже поднимаясь по трапу сообщила, что ждет ребенка.
Больше прадед ее никогда в жизни не видел и ничего о ней не слышал, а вот ее сестренку — «малышку Палому Елену» — забрал с собой, когда возвращался в СССР. Как он это проделал, я понятия не имею — но в тридцать восьмом эта девочка появилась в нашей московской квартире. А мать прадеда, чтобы не связываться с советской бюрократией, Палому Елену просто удочерила: девочке было всего-то десять лет. Но когда старшие было сунулись разузнать что-то насчет Стефании, которая была единственной родственницей малышки, им быстро добрые люди объяснили, что ПОУМ — это троцкисты, и связываться с ними — себе дороже.
Двоюродный прадед голову сложил на полях Отечественной войны, так и оставаясь холостяком, а мои родные прадед и прабабушка покинули этот мир в пятьдесят шестом — и деда вместе с двумя его сестрами воспитывала уже Палома Елена. Сама она замуж не вышла: после войны вообще девушкам было очень трудно пару найти, а уж у девушке с искалеченной рукой и вовсе шансов не было — и бабуля всю нерастраченную любовь отдала нашей семье Она же воспитывала и моего отца, а затем и меня — и поэтому для меня испанский был вторым родным языком. Каталанский — которому я научился у бабули, и кастильский, которому меня усиленно обучали в школе. Собственно, поэтому я с мексиканским секретарем на испанском и заговорил.