И доставил, причем вообще за двенадцать суток. Хотя легкий такой шторм по дороге он вообще своими датчиками заранее не заметил и массу новых ощущений я все же получил. Никогда в жизни не думал, что в человека влезает столько всякой дряни, а когда вся эта дрянь вылезает наружу… Так что я сильно порадовался, что можно было даже в рубке не сидеть. И даже не следить за тем, что происходит вокруг: я нашел кнопочку, которая позволяет россказни компа и в каюте слушать.
Зато в Монтевидео мы зашли как белые люди. Спокойно, неторопливо, с важным видом. Местному попику я представился так же, как и в Сан-Луисе, но говорящий уже на испанском товарищ не выразил ни тени презрения или неудовольства, а с большим любопытсвом принялся расспрашивать, кто я такой и за что меня сюда сослали. Пришлось напрячь фантазию, и у меня вроде получилась довольно складная сказка про папского инженера, которого послали искупать мелкие грешки. А на вопрос о сути грехов (судя по тому, как попик напрягся, это было очень важно) я ответил первым, что пришло в голову:
— Поддался на соблазны персоны, которую соблазнять не рекомендовалось.
— И за это вас послали к нам⁈
— Очень не рекомендовалось которую соблазнять.
— А… понятно. А папский инженер… каковы ваши обязанности?
— Простые обязанности: всячески способствовать процветанию верных рабов божьих. Помогать им словом и делом в обеспечении себя и господ хлебом насущным, мешать им сотворять деяния богопротивные. Не хладным железом мешать, а научным пасторским напутствием. А конкретно — первым делом оказать людям помощь в обретении одеяний, дабы стыд они могли свой прикрыть без усилий чрезмерных. Проще говоря, помощь оказать в переработке хлопка.
— Хлопка? В наших краях некоторые землевладельцы хлопок уже выращивают, но не сказать, чтобы это было распространенным занятием.
— То есть как? В Риме мне сказали, что Восточная республика славится своим хлопком…
— Восточная провинция, — резко поправил меня священник, но дальше отповедь свою продолжать не стал. А задумавшись, внимательно на меня посмотрел — и вдруг выдал с радостной улыбкой на лице:
— Значит папа поддерживает идеи о независимости Восточной провинции? И вы сюда направлены чтобы…
— Я вам такого не говорил. И откуда я знаю, что папа поддерживает и что нет? Он вообще мирскими делами старается не заниматься, а я — вы постарайтесь это запомнить и нигде не сказать что-то иное — сюда направлен развивать выращивание хлопка.
— Ну да, конечно хлопка! Дон Диего в этом году приготовил четыреста тюков для продажи…
— Но это же очень мало!
— Да-да, конечно. Я думаю, что церковь поможет вам получить земли, для выращивания хлопка годные. С пеонами… некоторую помощь мы тоже окажем… посильную помощь. А вы будете этим сами лично заниматься?
— У вас есть готовые помощники? Я бы с радостью… — но попик договорить мне не дал.
— Понимаю, понимаю… мы этот вопрос обсудим. Но кроме дона Диего и, пожалуй, дона Бенито хлопком у нас никто и не занимался, так что если вы сами обучите несколько молодых людей… поверьте, это будут лучшие люди про… республики!
Ну да, вляпался я по полной. Оказывается, нет еще никакой Восточной республики. А теперь еще и местные попы считают, что меня папа прислал такую тут организовать — и ведь деваться точно некуда, без полных баков и еще полностью уставленной бочками с маслом палубой я до Европы просто не доплыву: эта железяка мне очень наглядно нарисовала господствующие ветра и течения. Благодаря которым в этой заднице мира… то есть в потру Монтевидео стоит только два небольших кораблика — да и то шныряющие, по словам моего странного собеседника, между Монтенвидео и Буэнос-Айресом.
Так что придется, похоже, мне этим хлопком всерьез так заняться. А вот насчет республики — тут надо очень сильно подумать. Впрочем, черт с ней, с республикой, мне о масле думать нужно, и думать очень быстро!
Думать быстро про масло получилось не очень: уже на следующее утро ко мне приперлась целая делегация местных господ во главе с тем самым священником, которого звали Дамасо Антонио Ларраньяга Пирес, и начали со мной обсуждать провозглашение какой-то Восточной банды независимой республикой. То есть я знал, как переводится испанское слово «banda», но русский-то язык я не забыл!
Беседовали мы в небольшом помещении, которое я решил считать «кают-компанией»: это были первые две каюты яхты после рубки, но в Мексике их, вероятно, решили не огораживать, но койки убирать не стали — и получилась комнатка во всю ширину суденышка с двумя большими… скажем, диванами по краям. Проходная такая комнатка, но впятером там оказалось довольно не тесно. А ко мне вся эта банда приперлась потому, что разговор был строго «антигосударственной направленности». Молчать в такой ситуации мне было как-то неловко, так что я кое-какие вопросы позадавал (и узнал, что территория, занимаемая этой «бандой» раза в два больше известного мне Уругвая). Причем заметную часть уже успели отъесть подданные португальского короля — и именно это не нравилась всем моим гостям.