Можно ли доверять Дахи? Или это он и вызвал стражей? Выдал меня, или его заставили помогать очередной команде стражей? Я не знаю уже, кому верить. Мне холодно, мне страшно, мне остается либо выскочить и крикнуть «Помогите» – и тем самым испортить все, лишиться последнего шанса, – либо сидеть тихо. Сидеть тихо. Сидеть тихо.
– Должно быть, она убежала в лес, – другой мужской голос.
Луч фонаря мечется передо мной, освещая лес, кажется, на сотни миль вокруг. Высокие толстые стволы проступают со всех сторон. Даже если я сейчас брошусь бежать и стражи ничего не заметят, я тут же заблужусь.
Все пропало, Селестина, все пропало.
И хотя я твержу себе «Все пропало», я не сдаюсь: я вижу перед собой лицо Кревана, как он орал на меня в камере Клеймения, требуя, чтобы я покаялась, я вижу распластанную на стеклянной перегородке ладонь Кэррика – он видит, что со мной делают, он обещает мне свою дружбу. Гнев палил меня. Рядом послышались шаги, и я развернулась из скорченного своего положения, вытянула руки, ноги и на раз-два выскочила из дупла, катапультировала в лес, распугав всю живность вокруг, понеслась на отсиженных, несгибающихся ногах.
Тут же рванули за мной и мужчины.
– Вот!
Луч фонаря мечется, отыскивая меня, – я уклоняюсь и сама использую этот свет, он помогает разглядеть дорогу впереди, разминуться с длинными, тонкими сосновыми уголками, я петляю, ныряю, слышу, как настигает погоня.
– Селестина! – сердито шипит голос за спиной, все ближе. Я знай бегу. Ударилась головой о низко растущую ветку, на миг закружилась голова, но некогда останавливаться, приходить в себя. Догоняют, их трое – три луча фонарей мечутся неистово на бегу.
– Селестина! – громче зовет один, но второй цыкает на него.
Почему они боятся шуметь? Голова плывет, кажется, ветка рассекла кожу, знаю одно: бежать, бежать не останавливаясь. Так мама велела. Дедушка сказал, не доверять никому. Папа сказал, слушаться дедушку. Бежать не останавливаясь.
Фонари внезапно отключаются, теперь я бегу в кромешной тьме. Замираю, не слышу ничего, кроме собственного громкого дыхания. Уже не знаю, куда – вперед, а куда – назад, сбилась в густом лесу. Вновь меня охватывает паника, но мне удается взять себя в руки. Закрываю глаза, пусть меня окутает покой. Я справлюсь. Оборачиваюсь, пытаясь различить вдали свет дедушкиного дома или какие-то другие приметы. И тут ветка громко трещит под ногой.
Тут же сильные руки хватают меня, пахнет потом.
– Поймал! – Мужской голос.
Я пытаюсь вырваться, но тщетно – тело зажато. Но все же пытаюсь, извиваюсь как могу, вдруг этот гад устанет меня держать. Бью его, царапаю, пинаюсь.
Включается фонарь, свет бьет прямо в лицо. Мы оба, этот мужчина и я, отворачиваемся от белого луча.
– Отпусти ее, Леннокс, – велит тот, с фонарем, и я тут же прекращаю борьбу.
Руки, державшие меня, разжимаются, фонарь переходит к Дахи, и он поднимает фонарь, освещая командира.
Командир улыбается.
Это Кэррик.
Меня так и распирает от волнения, когда я по пятам за Дахи возвращаюсь на ферму. Кэррик и его друг Леннокс идут сзади. Мне все хочется обернуться и посмотреть на Кэррика, но при Ленноксе не могу. Я уже два раза оборачивалась, и он оба раза это подмечал. Все вместе – и нервы, и радость, и почему-то голова идет кругом от встречи с Кэрриком. Наконец-то хоть что-то вышло по-моему. Сбылось загаданное на день рождения желание.
Я прикусываю губу, чтобы сдержать улыбку, пока мы шагаем гуськом на ферму, – чего уж тут улыбаться, они не поймут, как я счастлива, а положение у нас не из легких.
– О дедушке что-нибудь слышно? – негромко спросила я Дахи.
– Нет, – ответил он, обернувшись на миг, я успела заметить тревогу у него на лице. – Но Дэн старается разузнать.
Я не готова доверять Дэну, стражу, отвечающему за дедушкиных работников. Его соглашение с дедом – не давить на работников – основывалось не на человеческой порядочности, а на пристрастии к выпивке, которое дед утолял домашним самогоном.
– Ты мне сообщишь, как только что-то узнаешь? – попросила я Дахи.
– Тебе первой, – пообещал он.
– И сумеешь передать деду, что я в безопасности?
Дэн не знал, что я прячусь на ферме, – не настолько уж надежны были его отношения с дедом, – так что и передать весточку от меня через него нельзя. Может быть, стражница Кейт успокоила деда, но я не могла полагаться на служительницу Трибунала, пусть даже она почему-то позволила мне уйти. Я ухватила Дахи за руку, прося остановиться, вцепилась в повязку Заклейменного повыше локтя. Позади меня остановились Леннокс и Кэррик.