Запыхавшийся Чугун пришел в одиннадцать вечера. За ним плелись пятеро лохматых панков в косухах.
— Нашлись вот, — упал он на кресло рядом с Ромой и Леной.
— Не прошло и года, блин, — посмотрел на них командир отделения.
— Что мне с ними делать? — спросил Чугун.
— За город ко мне не ходит ничего уже, — уточнил я.
— Да понятно. И регионалы не все приехали, — сказал Рома, — Кирилл, забирай их на ту хату, что Ольга сняла. Проследи, чтобы они не шумели и не палились там никак. А то от панков от этих хуй знает чего можно ожидать. Ольга, покажи дорогу.
— Jawohl, Рома, — Чугун поднялся.
— Давайте тогда сейчас выдвигаться. Завтра дел куча.
— Да, — Ольга М. надела куртку.
— Это вот, Кирилл, — сказал я Чугуну, — завтра автобус от Щелковской в шесть едет. Он прямо до дачного поселка идет. Надо на него успеть по-хорошему.
— Да.
— Завтра все встречайтесь без пятнадцати шесть на выходе с «Щелковской», — решил Рома. — Акция 20‑го будет. В «день чекиста». Поняли? 20-то в два дня — последняя стрела. Торговый центр рядом с «Проспектом Вернадского». Леха, найдешь?
— Да.
— Кирилл, Леха, слышите? Дорогу до последней стрелы объясните регионалам, которые понадежнее. Чтоб, если что с вами вдруг случится, другие не потерялись. Ясно? Хорошо. Кирилл, Ольга, выдвигайтесь.
— Ребята, вам с ними, — сказал я орловцам, — завтра увидимся.
— До завтра.
— Пока.
Остались Рома, Лена и я.
— Нервно как-то получается, — сказал Рома устало.
— Завтра разберемся со всем, — ответил я ему, — все срастется в итоге ведь.
— Леха, жалко будет, если тебя закроют. Только дела начали.
— Да ладно, Рома, ничего страшного. Мы ведь за революцию и за героизм. И тюрьма не конец, пожизненное, наверное, сразу не дадут.
— Все правильно, Леха.
Утро 20 декабря. Я проснулся, вскочил рывком, скинул спальник. Китайские «командирские», как их называли нацболы, часы Асахи на левой руке показывали половину шестого.
Отлично, вчера решил в пол шестого проснуться и проснулся.
Тело повиновалось духу.
— Доброе утро, Леха, — Чугун бодрствовал. Он и еще двое партийцев за ночь нарисовали баннер «Путин, уйди сам», поэтому сильно пахло краской. — До подъема полтора часа еще, спи.
— Да ладно, Кирилл, выспался уже, пойду кофе попью.
На кровати дремала Нина Силина, бывшая подельница Лимонова по Алтайскому делу. По плану акции ее группа захватывала крышу суда.
По деревянным ступенькам я спустился со второго этажа дачного дома моих родителей, где расположился наш нацбольский штаб. В двух комнатах внизу вповалку спали партийцы. На кухне сидел дежурный — Серега Молдован.
— Леха, я все никак заснуть не мог. До начала дежурства своего глаз не сомкнул. Я, ебать, волнуюсь, — поделился он сразу своими переживаниями.
— Да ладно, Серег, все заебись будет.
— Это точно, блин. А вдруг посадят? Ты как думаешь?
— Поживем, увидим, че говорить-то. Главное, днем все сделать правильно, а там похуй.
Я налил из рукомойника воды в чайник. Совсем немного, чтобы закипел быстрее. Насыпал в чашку четыре ложки растворимого кофе. Залил подоспевшим кипятком. Откинулся на спинку стула.
Молдован включил телевизор.
— Смотри, не разбуди народ. Пусть спят, — предупредил я.
— Да я тихо совсем.
На улице шел снег. Сугроб доходил почти до подоконника.
Я отхлебнул обжигающий кофе, прикрыл глаза.
Мы захватывали Никулинский суд в «день чекиста», 20 декабря. Так получилось, что акция совпала и со столетием Декабрьского восстания 1905 года в Москве. Больше тысячи революционных боевиков установили контроль над половиной города, построили баррикады, начали охоту на городовых и жандармов. Эсеры взорвали московское охранное отделение, будущие московские эсеры-максималисты, которыми Владимир Мазурин командовал, вытащили помощника начальника сыскной полиции Войлошникова прямо из его дома и расстреляли потом в переулке.
Повстанцами в Москве командовал Михаил Соколов, эсер, идеолог аграрного террора. Летом 1906 года, уже будучи максималистом, он организует взрыв резиденции Столыпина на Аптекарском острове в Петербурге.
Московский гарнизон царские власти заперли в казармах, чтобы солдаты на сторону революционеров не перешли. Но уже ранним холодным и темным утром 15 декабря 1905 года в Москву на помощь потрепанным правительственным силам прибыл гвардейский Семеновский полк, а 16 декабря — лейб-гвардии Конно-гренадерский и Ладожский полки. 17 декабря царская артиллерия начала обстрел центра восстания, рабочих районов на Пресне. Затем войска начали зачистку. Рабочих расстреливали вместе с их семьями, жгли нищенские пролетарские пожитки. Точно так же действовали царские отряды на Казанской железной дороге. Город Люберцы был тогда центром рабочего повстанчества. После Московского восстания там расстреляли машиниста Алексея Ухтомского, боевика-эсера, отряд которого громил казаков и полицию в рабочих городках.