— …Суд вызывает для допроса свидетеля Попкова…
Пристав, шнырь судьи, затрусил в коридор.
И прибежал обратно. За ним прихрамывающей походкой шел Рома.
Под расстегнутой черной курткой-бомбером был виден потертый зеленый «бундесверовский» свитер. Бывший изгнанник, которого десятью месяцами ранее ФСБ искала по всей Москве за организацию захвата путинской Администрации.
— …Преступлений никто не совершал, вы тут тридцать девять человек невиновных держите, — закончил Рома отвечать на вопросы плешивой мантии и прокурорш.
— Это не вам решать! — завелись две фурии в синих прокурорских мундирах. — Это суд разберется.
— Да, свидетель Попков, суд разберется, — пообещал судья. — Обвинение, защита, еще вопросы есть?
Вопросов больше не было.
— Свидетель, вы можете идти. Паспорт возьмите.
Рома развернулся. Он медленно подошел к клеткам. Окинул взглядом товарищей.
— Да, Смерть! — вверх поднялся сжатый кулак.
— Да, Смерть! — ответили нацболы по другую сторону решетки.
Судья, тетки-прокурорши, мусора, спецназ ФСИН впали в ступор от такого святотатства в храме российского порядка. Государство воздвигло здесь три огромные клетки, окружило их спецназовцами. Гособвинение уродливым бюрократическим жаргоном говорило о виновности заключенных. Власть каждым шагом, каждым жестом демонстрировала здесь свою вечность, незыблемость, готовность раздавить любой бунт. Подчинение, страх, мольбы о прощении, обращенные к прокурорским мундирам и судейским мантиям — таким путинский режим хотел видеть процесс над тридцатью девятью нацболами.
А вместо этого в конференц-зале Никулинского суда раздавалось партийное приветствие.
«Да, Смерть!» — как ответ столетним традициям российской государственности, с их покорностью и трусостью.
Суд закончился. Мы выходили на улицу.
Этой чудесной осенью 2005‑го года черное и золотое воевало с серым. Асфальтные джунгли, серые дома, обезличенные новостройки. Но посреди всего этого — золото. Густой золотой блеск осеннего солнца. Золотые осенние листья, которые ветер носил по серому асфальту. Золото отсвечивало на черных куртках партийцев. На коротких черных волосах Ромы.
Вечность отражалась в настоящем. Администрацию президента нацболы захватили 14 декабря, в день восстания декабристов. На Сенатской площади декабрист Каховский застрелил царского генерала Милорадовича.
«Да, я прямо посреди вечности, — решил я тогда, в тот день, — я в вечности, но и одновременно в октябре 2005 года». И в Роме, этом высоком изгнаннике было что-то от мрачного декабриста Каховского.
Бункер
«Станция — Каширская». Двери вагона распахнулись. Рому и Лену я разглядел сразу, они стояли посреди платформы. На командире Московского отделения был его обычный черный бомбер, на его заместителе — просторная серая куртка. Она могла завернуться в нее как минимум два раза.
Было пять часов вечера. У столичных обывал подходил к концу рабочий день.
— Привет! — сказал я.
— Привет, Леха! — ответила Лена, протягивая руку.
— Хайль, — Рома улыбался. — Как дела, как настроение?
— Отлично все.
— Это отлично, что отлично. Ладно, давайте выдвигаться. Леха, мы тебе по дороге все объясним.
— Ага.
— Елена Васильевна сегодня как Сонька Золотая Ручка, — кивнул Рома на просторную куртку Лены. — Dead Head, а ключи у тебя с собой? — спросил он ее. — Вдруг там никого нет.
— Да, с собой, — Лена достала из огромного бокового кармана связку ключей. — Там к тому же Абель должен быть с оренбуржцами.
— Хорошо, — Рома повернулся ко мне. — Смотри, Леха, какая тема. У Партии ведь нет Бункера…
— Нет, — я кивнул, — штурм Второго Бункера я сам видел. Спецназ ФСИН штурмовал. Те, что клетки в суде охраняют. Кирилл и еще ребята вскрылись тогда во время штурма. Классно было.
— Да, Кирилл Борисович как всегда на уровне оказался, — сказала Лена.
— … В общем, Бункера нет но теперь будет, — продолжал Рома. — Нашли тут один подвал подходящий. Там раньше офис какой-то был. Эстетическая составляющая так себе поэтому. Но для наших целей подвал подходит…
— Понятно.
— …Не то чтобы Бункер нам нужен сильно, на самом-то деле. ФСБшники жучков сразу понаставят, нашисты под выходом караулить будут. Разве что для привлечения панкоты всякой сгодится. Но Абель и Лимонов считают, что пусть будет. Только такой, чтоб представительно выглядел, как у серьезной организации. Без всякой арт-хуйни, с сухим законом. Кирилла Борисовича бункерфюрером поставим, он справится.