Дисплей моего «самсунга» загорелся: «Под Бункером менты, общая тревога. Сбор на "Каширской"». Сообщение пришло с номера Ромы. Такие смс, без всяких кодов, рассылались участникам исполкома только когда предполагалась срочная общая мобилизация и никакой секретности уже не требовалось.
Я был в универе. До конца пары по истории Древнего мира оставалось десять минут.
Быстро разослал сообщения нацболам моего звена. Минуты превратились в одно затянувшееся «на старт, внимание, марш». А потом — только вперед, к хорошим делам. Я бежал с пятого этажа первого гуманитарного корпуса вниз по прокуренной лестнице, на бегу натягивал бомбер поверх бундесверовки. Вокруг толпились студенты с моего потока, мои приятели и знакомые. Но их присутствие уже не имело значения. Как минимум двое из них неоднократно проявляли сочувствие к НБП. Но подошел бы я сейчас к ним, сказал бы: «Ребята, такие дела, у нас новый штаб, мы там не успели даже обустроиться, уже менты штурмуют. Надо делать что-то, погнали». И какой бы ответ я услышал?
— Не могу, домашнее задание, мама не пускает.
И взгляд, каким смотрят на абсолютно ебанутых. Так что идите уж вы на хуй, маловеры. Не для вас наши мистерии.
До метро я бежал. Бегал я хорошо, быстро. А уж по партийным делам, так тем более. Перед вестибюлем молодые москвичи жадно вдавливали в себя шаурму, обливались отвратительным коричневым жирным соком. Такое происходило каждый день в это время, и штурм Бункера никак на это не влиял. Но поскольку для меня этот день выдался особенным, привычные детали отпечатывались в памяти. Перебирая ногами ступеньки эскалатора, я нащупал в кармане бомбера «удар». Оружие было на месте. И запасные патроны еще в рюкзаке. «Пусть моя кровь вольется в кровь Партии…»[9]. Пусть! Открытая дверь вагона, поезд трогается. Есть мои товарищи и менты. Остальное — декорации.
На «Каширской» я был в четыре часа дня. В вестибюле станции, рядом с выходом, стояли пятнадцать-двадцать партийцев. В основном нацболы из Южной и Юго-Восточной бригад. Два младших брата несостоявшегося бункерфюрера, Кирилла по прозвищу Чугун, невысокие крепыши в очках. Тут же был Лазарь, нацбол из Южного звена. Из исполкома здесь была Ольга К. Тогда у нее была подписка о невыезде за вывешенный с гостиницы «Россия» баннер «Путин, уйди сам».
За стеклянными дверями первый осенний снег счищал грязь с потрескавшегося асфальта столичной окраины.
— Слава Партии! — я тихо поздоровался с Ольгой.
— Здорово, Леха.
Крепкая рука нацболки в зеленой куртке жмет мою ладонь. Мы, участники исполкома, отходим в сторону.
— Что известно, какие планы? — спросил я.
— В Бункере Рома и Лена, несколько регионалов. Снаружи менты и ФСБшники. Хотят зайти внутрь. Говорят, владелец помещения им разрешил.
— Но не зашли пока?
— Нет, конечно, кто их пустит. Наверное, штурмовать будут.
— Нам к Бункеру надо идти?
— Да, надо. Журналисты должны подтянуться. Можно попробовать с ментами толкучку устроить, сцепиться, на землю сесть. Кипиш, в общем, нужен.
— Ольга, тебе не надо в этом участвовать, у тебя подписка.
— Да понятно. Я и не буду, — нацболка усмехнулась, — а вот ты…
— Да я и не против… Как идти думаешь?
— На группы надо разделиться, наверное. Ты дорогу знаешь?
— Да. Но кроме нас двоих ее не знает никто. И потом, дорога минут пятнадцать-двадцать займет. Прыгнуть ведь могут… Если они и нашистов тоже напрягли. Одна группа не отмахается.
— Да, толково. Тогда давай выдвигаться двумя группами, и так, чтобы постоянно друг друга видеть. Пойдем так, а перед Бункером еще раз перегруппируемся.
— Ага. Сейчас пойдем?
— С твоей бригады надо кого-то ждать?
— Нет, сейчас никого не будет. Дарвин сказал, что позже подойдет.
— Тогда ждать некого. Тех, кто позже соберется, я встречу. Сейчас люди там нужны. Так что давайте выдвигаться.
— Да.
Ольга повернулась к нацболам.
— Поближе все подойдите, чтобы мне не орать на всю станцию. В общем, идем двумя группами. Я с первой пойду, Леха со второй. Держимся на расстоянии, но так, чтобы видеть друг друга. Полное внимание насчет нашистов. Все на «аргументах»?
— Да, все, — откликнулась пара голосов.
— Я сейчас выхожу. Лехина группа ждет немного. Ясно? Заебись.
Партийцы дисциплинированно кучкуются. Ольга уже держит открытой двери ждет, пока все ее нацболы выйдут. Илья, брат Чугуна, стоит рядом со мной.
Мы ждем минуту.
— Все, пошли.
Группа тронулась.
Мы сразу свернули во дворы. Снег таял на бомбере, ноги давили коричневое месиво из грязи и снега. В сумраке я старался не упустить из виду Ольгу и ее ребят. Правая рука сжимала в кармане бомбера «удар».