Под конец, уставшая от однообразных вопросов и неприятных воспоминаний, я заподозрила, что у друга Марка не все в порядке с головой, а зачем иначе ему заставлять меня вспоминать малейшие подробности, если он не ненормальный извращенец? Об этом я ему и сообщила, когда он в пятый раз спросил одно и то же.
Марк расхохотался и это оказался очень приятный смех. Меня даже не особо удивило, что он может нормально смеяться, ни над кем при этом не издеваясь. Да и самой стало смешно от выражения лица Кирилла.
— «Я стараюсь изо всех сил, а ты еще и насмехаешься, бездельник!» — вот, что он хочет тебе сказать, но стесняется, — отсмеявшись, сообщила я Марку.
Заррон-младший в приступе хохота сполз на пол, да так и остался сидеть там, придерживая живот руками.
— Ну, Кирь, не обижайся. Ты самый-самый лучший друг в галактике… Кто бы мог подумать, что за извращенца будут принимать тебя, а не меня?! — и Марк согнулся в новом приступе хохота.
— Вот сейчас я тебя сфотографирую вот так, на полу, и отправлю эти фото твоему папе. Пусть гадает, какую дурь ты стал употреблять… — пригрозил Кирилл. На его искусственном глазе загорелось множество диодов, освещая объектив зловещим красным ореолом.
— Марк, улыбнись! Как там говорили?.. Сейчас вылетит птичка! — воскликнула я, пытаясь помочь хохочущему мерзавцу приподняться с пола.
В этот момент в глазу Кирилла сверкнула вспышка, как если бы он фотографировал нас настоящим древним фотоаппаратом, вызвав у меня новый приступ смеха. Я повалилась на пол совсем рядом с Марком. Но страшно сейчас не было. Мельком взглянув на испуганное лицо Кирилла, я захохотала еще сильнее, не в силах остановиться.
Момент казался настолько нормальным, что реальность пошатнулась. Может быть, на самом деле я не упала в обморок, а умерла и угодила в параллельный мир, где все другое. Но что именно «другое» — этого ухватить не удавалось, да и не хотелось. Я только знала, что есть какая-то разница, но это казалось несущественным.
— Как тебе это удалось? — пролепетал допросчик несуразный вопрос.
— У тебя все равно так не получится, — отсмеявшись, ответил Марк.
А потом он повернулся ко мне и поцеловал.
Все исчезло. Я не чувствовала поцелуя, не чувствовала ничего. Прошлое и настоящее исчезли, осталось только будущее.
Оттолкнуть его, влепить хорошую затрещину? Насколько я должна злиться?
Эти вопросы-варианты теснились в голове, сталкивались, порождая какофонию цветных взрывов. И вот уже все мои умственные усилия уходят на то, чтобы вынырнуть из этих завихрений. Я должна злиться? Но почему? Только что ведь все было нормально.
Она решит, что он пытается расположить ее к себе таким наивным методом, — ответило ядовито-зеленое завихрение. Оно расползалось, накрывая собой остальные. — Ради ядра галактики, чего он сейчас добивается?!
И я увидела, как со злостью кричу на Марка, кусаюсь и царапаюсь, пинаюсь ногами, пока он тащит меня, чтобы запереть в соседней комнате, а там переворачиваю все вверх дном, ломаю, все, что можно сломать, царапаю обломками стены и меня приходится успокоить сонным газом, но и потом сгусток ненависти и ярости, в который я превратилась не успокаивается…
Рука, которой я под неудобным углом опираюсь об пол, онемела. Это чувство помогает вынырнуть, сбросить муть, окутавшую сознание.
Я не испытываю злости, во всяком случае, она не дотягивает до события, которого не было. Именно. Только что происходившее на самом деле не произошло. После всего этого я не могу понять, чувствую ли хоть что-то.
Марк отрывается от моих губ. Завихрения набухают, готовые взорваться.
— Это было неплохо, для имперца, — произношу я лениво, равнодушно и снисходительно.
Завихрения застывают, сраженные тишиной в комнате. Доля секунды — и они рассыпаются, исчезают.
Я не сразу понимаю, что Кирилл хохочет, фотографируя удивленного и растерянного Марка. Он протягивает ему руку, помогая подняться с пола, и Заррон-младший встает, молча подходит к столу и начинает вводить в свой планшет какие-то данные. Теперь он выглядит задумчивым, поэтому смех Кирилла стихает.
— Ладно, допрос сегодня вы сорвали. Продолжим завтра.
Ему не терпится уйти и приходится потормошить Марка за плечо — настолько тот погрузился в свои записи.
— Скажите хоть, ради чего мне вспоминать все эти дурацкие тесты и другие занятия для рабов? — я намеренно задерживаю Кирилла вопросом.
Сейчас меня не волнует, можно ли нанести Компании вред. Я испытываю пока что безотчетную неприязнь к Кириллу и рада, что могу сделать ему неприятно, задержав здесь. А это показывает, насколько мое состояние все еще ненормально. Ведь ничего важнее, чем причинить вред Компании, в моей жизни сейчас быть не может. Ни выбраться отсюда, ни убить Марка мне не по силам. Я понимаю это, но понимание ничего не меняет. Злость на Кирилла возрастает, и это странно, учитывая, что с поцелуем ко мне полез не он, а Марк.
Кирилл помедлил с ответом, посмотрел на Марка, безмолвно спрашивая разрешения. И Марк спокойно ответил:
— Возможно, эпидемия устроена искусственно, чтобы набрать рабов. Но не просто набрать. Они искали что-то конкретное. Детей с особыми характеристиками. Поэтому до завтра постарайся вспомнить все детали. Это важно, Слава.
— Постараюсь…
Они вышли из комнаты, а я опустилась обратно на пол, обдумывая услышанное. Если Марк прав, то я жертва самой грандиозной аферы в галактике за последние лет сорок, если не больше. А возможно, даже знаменитая «Горящая луна» не сравнится по масштабу с произошедшим на Хорс-Эгренд, ведь пока мы видели лишь макушку айсберга.
Глава 3. Вскрытые карты
Посреди «ночи» я подскочила с колотящимся сердцем. Осознание наступило, пусть и с задержкой, но хотя бы не спустя неделю-другую, что в перспективе обнадеживало.
«Не делай ничего, что может на нее повлиять», — так сказал Марку Кирилл.
Он утверждал, что у меня шок, я слышала это собственными ушами. И речь точно не могла идти о ком-то другом. А потом, когда Марк полез целоваться, отчего-то интересуясь моей реакцией на это, что сделал Кирилл? Он не просто палец о палец не ударил, чтобы остановить друга, он даже рта не открыл, только с ужасом ожидал дальнейшего развития событий. Зато потом открыто хохотал над другом, потому что какие-то расчеты Марка явно не оправдались. Двуличная тряпка!
Я с шумом выдохнула воздух, сжала кулаки, сдерживая ставшую конкретной злость. Об остальном думать не хотелось, но вновь заснуть не получалось. Против воли мысли возвращались к цветным завихрениям, к словам, которые никто не произносил. Могло показаться, что это эмпатия, а слова принадлежат Кириллу, но никаких доказательств тому нет. А обладай я предрасположенностью к каким-то способностям, это выяснилось бы давным-давно, на Хорс-Эгренд. Например, девочку, державшуюся первую неделю рядом со мной, перевели в другую группу сразу после теста, выявившего в ней эмпата. Меня же после тестов ни разу никуда не переводили.
Ясно одно — глюки, а это, скорее всего, именно они — прогрессируют. Решение держаться как ни в чем не бывало и забить на странности больше не казалось хорошей идеей. Совсем недавно, на крейсере это виделось не смертельным, а значит, ерундовым и, по мнению капитана Де Лачжона, не достойным внимания, но что я теперь имею?
Обморок посреди улицы. Разговаривающие цветные глюки. События, которые якобы могли вот-вот произойти — целая картина с моим участием, весьма убедительно промелькнувшая перед глазами.
И если завтра произойдет невероятное, на базу проникнут какие-нибудь люди, пришедшие освободить из местной тюрьмы кого-то из своих, то где гарантия, что я смогу воспользоваться случаем и сбежать, а не грохнусь посреди ровной улицы, капая пеной изо рта?
Так больше продолжаться не могло.
Утром я помедлила, прежде чем начать разговор. Сегодня Кирилл принес на опознание несколько сотен голограмм, и я решила, что важнее заняться делом, пока глюки не подоспели. А когда они вновь появятся и разговор начать выйдет гораздо легче. Иначе есть шанс, что имперцы не поверят мне, подумав, что я прикидываюсь.