Александр Громов
Идеальная кандидатура
– Боюсь, откажут…
Я искоса поглядел на человека, чье кресло было придвинуто к моему вплотную. Человек нервничал, это было заметно и без признаний. Его руки не находили себе места. Что ж, на его месте я бы тоже нервничал. А еще лучше – встал бы и ушел, не дожидаясь решения комиссии.
На его месте… Смешно.
Человек наклонился ко мне и зашептал в ухо:
– Вы знаете, у меня шпора. На пятке. Иногда ничего, а иногда ходить прямо-таки невозможно. Терплю. Очень больно, а терплю. Я им ничего не сказал, но мне кажется, они знают. Взгляд такой… сочувствующий. Но ведь это ничего, что шпора, да? Я думаю, ее можно даже не удалять, все равно там почти всегда невесомость…
Я кивнул. Не было смысла напоминать ему, что на станции имеется обязательная беговая дорожка, что при неизбежных маневрах иногда придется переносить на ногах и двойную тяжесть… да мало ли еще что. Не было смысла разбивать в осколки его надежду. Пусть ее рушат другие.
Генерал в мундире с нашивками за безупречную службу смотрел на меня сквозь дымчатые очки:
– Вы действительно интересуетесь кометными ядрами?
Я помедлил с ответом. Врать в присутствии расположившегося рядом с генералом психолога было опасно.
– Да как вам сказать…
– Чудесно! – расцвел психолог. – Значит, не очень? Это именно то, что нам нужно! Понимаете, многие специалисты, влюбленные в свое дело, вольно или невольно начинают иммунизировать данные, подгонять, так сказать, под выдуманную на досуге рабочую гипотезу, а кто нам даст уверенность в том, что гипотеза верна? Пять лет в облаке Оорта с одним лишь коллегой могут развить эту тенденцию до степени болезненной страсти. Нам нужна абсолютная достоверность данных, а значит, нам нужен по возможности незаинтересованный человек. Кстати, я говорю это вам для сведения, а не для распространения. Незаинтересованный человек, но обязательно доброволец с развитым чувством ответственности, вы меня понимаете? Если здоровье такого человека не помешает ему работать на станции, он будет идеальной кандидатурой. Мне начинает казаться, что вы можете нам подойти.
– Спасибо.
– Последний вопрос, – сказал генерал. – Я знаю, что у вас есть стаж работы в ближнем внеземелье. Но почему именно исследовательская станция «Комета-три»? Имейте в виду, облако Оорта – это на пять лет, и отпусков у вас не будет. Предел дальности для ракетной техники. Самый заурядный обмен радиограммами займет несколько месяцев. Если с вами что-то случится, Центр не сможет вовремя прийти на помощь. Отсюда повышенные требования к здоровью. Кроме того, напоминаю, вам предстоит работать с Упыряевым, это уже говорит само за себя. Он ценный работник и космический старожил, отработал уже два срока и согласен остаться на третий, но характер у него… Слыхали, наверно?
Я вежливо кивнул. Нет, работать с легендарным Упыряевым бок о бок мне пока еще не доводилось, но наслышан о нем я был предостаточно. Известный всему внеземелью мизантроп, склочник и хам.
Ничего, перетерплю. При таких-то условиях контракта!
– Нам нужно понять, что заставляет вас искать этого места. Сумма прописью?
Я замялся.
– Смелее!
– Да.
Генерал и психолог переглянулись.
– Зачем вам деньги?
– Я должен ответить? – спросил я.
– А как вы думаете?
Я вздохнул.
– После окончания моего контракта я буду обеспечен лет на пятнадцать. Это позволит мне соглашаться не на всякую работу, а лишь на такую, которая будет доставлять мне удовольствие. Извините, если вы ждали от меня чего-то другого.
– Нет, что вы, – улыбнулся психолог. – Напротив, вы нравитесь мне все больше и больше.
Ожидание затягивалось, и в комнате становилось душно. Полтора десятка кандидатов, отобранных из трех с лишним сотен соискателей, мучились нервной зевотой.
– Нет, не возьмут меня, – бормотал человек мне в ухо. – Кого-нибудь другого возьмут. Если бы только шпора… Но шпора, конечно, главное. Не заметил вовремя, запустил, теперь ее никаким ультразвуком не проймешь… И ведь с чего эта сволочь началась?..
Мне пришлось выслушать длиннейший рассказ о том, с чего началась эта сволочь, как и чем ее пришлось лечить и почему лечение не оказало на сволочь никакого воздействия. Довольно скоро он мне надоел со своей шпорой на пятке. У кого что болит, тот о том и говорит. Совершенно напрасно многие склонны понимать эту пословицу в переносном смысле.
– Обидно, знаете ли, – трагически шептал человек. – Из-за какого-то паршивого костного отростка! Сил нет, как обидно. У меня ведь квалификация…
– У всех квалификация, – сказал я, давя зевок. – Этим вы здесь никого не удивите.
– Вот то-то и оно, – пригорюнился человек. – А у вас… простите, если лезу не в свое дело… у вас все в норме?
– Абсолютно.
Кажется, он ожидал более развернутого ответа. Или просто не поверил мне. Многие не верят.
– Вы расскажите, – зашептал он, конспиративно оглядываясь, – я по себе знаю: всегда легче, когда выговоришься. Честное слово, я никому ни звука…
Я переменил позу, обеспечив между своим ухом и его губами некоторое расстояние.
– Знаете, я здоров. Рассказывать нечего.
Я не темнил.
Конечно, меня не причислишь к категории суперменов с дубленой кожей и канатами вместо нервов. Я обыкновенный человек. Я всегда им был. Это не так плохо. В сущности, обыкновенный человек – вовсе не среднее арифметическое по всем параметрам, составляющим основу человеческой природы, отнюдь нет. Это примерно такой человек, каким его изображали на гравюрах медицинских трактатов Средневековья, такой, каким его, должно быть, видели в мечтах древние скульпторы-греки, ваяющие для удовольствия толпы своих конъюнктурно-мускулистых красавчиков. Пожалуй, это такой человек, каким он по идее должен быть. Человек Здоровый Обыкновенный. И точка. Идеал. Очень редко встречающийся и практически недостижимый.
Так вот, это я и есть.
Зубной врач лез в мой рот сверкающими инструментами:
– Так… немного шире… Очень хорошо. Послушайте, откуда у вас такие зубы?
– Выросли.
– Поразительно! Никаких следов кариеса, абсолютно чистая эмаль. Ни пятнышка. А десны! Вы только посмотрите, какие у него десны!