– Ну конечно, – кивнул мужчина.
– Ну хорошо. Как вас зовут?
– Конти. Томмазо Конти.
Вольфганг был ошеломлен.
– Но это ведь итальянское имя.
– Да.
Удивительно. Мужчина был совсем не похож на итальянца.
– И на какую газету вы работаете?
– По-разному. Я свободный журналист. Как правило, я делаю зарубежные репортажи.
– И сколько языков вы знаете?
– О, много! – Он как будто попробовал подсчитать в голове, но сбился. – Достаточно много.
– Даже китайский? – спросил Вольфганг первое, что пришло ему в голову. Допрос начал доставлять ему удовольствие.
Конти кивнул:
– Ну да, достаточно, чтобы объясняться и читать газеты.
Вольфганг завороженно уставился на него. Вдруг он заметил шрам в форме зигзага на тыльной стороне его левой ладони.
– Откуда у вас этот шрам?
Конти ухмыльнулся.
– Обычно я говорю, что это гражданская война в Африке. Но на самом деле в возрасте шести лет я страшно порезался о гладильную доску моей матери.
– О гладильную доску? – переспросил Вольфганг.
– Ну, вот видишь. Поэтому я предпочитаю говорить про гражданскую войну. Я был один дома, гладильная доска была моей лошадкой, и в погоне за разбойниками, обокравшими почту, я хотел отважным прыжком спрыгнуть с нее. Тогда она сломалась прямо подо мной и один из острых кусков вонзился мне прямо в руку. – Он потряс рукой, как будто воспоминание об этом до сих пор доставляло ему боль. – Вот так. В любом случае никогда в жизни из меня не вытекало столько крови, как тогда.
– Рану не зашили вовремя, – заметил Вольфганг, бросив на шрам профессиональный взгляд. И для разъяснения добавил: – Мой отец врач. Поэтому я кое-что в этом понимаю.
– Да, я знаю, – серьезно кивнул Томмазо.
Вольфганг вздохнул. Ему снова вспомнилась вся эта история с клонированием и газетной статьей.
– Что же мне теперь делать?
Журналист потер свой выдающийся нос.
– Да, это вопрос. Но что ты непременно должен сделать, так это сказать своему отцу, чтобы он как можно скорее нанял адвоката. Незамедлительно. Уже сегодня в суде должно быть организовано предварительное слушание по поводу использования твоей фотографии в печати и назначено возмещение морального ущерба. Газета не имеет прямых доказательств, что ты клон, и она нарушает твои личные права, напечатав твою фотографию в газете.
– А если бы я был клоном? – горько сказал Вольфганг. – Разве в таком случае я не имел бы прав на собственное изображение?
Конти кивнул.
– Да, но не потому, что у клона меньше прав, чем у остальных людей, а потому, что в таком случае ты, как первый клон, был бы так называемым героем современной истории, и поэтому терял бы права на собственное изображение. Цена славы, можно сказать.
– Хотел бы я знать, что на самом деле такого плохого в клонах, – сказал Вольфганг, обращаясь больше к самому себе. – Я имею в виду, что в принципе нет ничего страшного в том, чтобы твое ДНК совпадало с ДНК другого человека. Такое бывает и в природе, например у близнецов.
– Это еще надо проверить, – возразил Конти.
– Что надо проверить?
– Совпадают ли эти ДНК на самом деле. Это то, о чем чаще всего забывают во всех оживленных дискуссиях про клонов. Насколько на самом деле чувствительна эта молекула, никто не знает. Тебе понадобится два метра бумаги, чтобы записать ее, а между тем в свернутом виде она занимает в ядре клетки так мало места, что ты даже не сможешь увидеть ее невооруженным глазом. Можешь себе представить, какая тонкая эта молекула и как легко ее разрушить. В чистом виде дезоксирибонуклеиновая кислота представляет собой тягучую жидкость, чистую, как вода, и, если перелить ее в пробирку, хватит легкого помешивания, чтобы полностью нарушить строение молекулы.
Вольфганг подумал о том, как происходит клонирование, попытался представить себе эту процедуру, при которой у одной клетки забирают ядро, чтобы потом пересадить его в другую клетку.
– Вы хотите сказать, что клонирование может повлечь за собой генетические отклонения?
– Прежде всего результатом этой сверхчувствительности станет огромное количество выкидышей. А что касается клонов, которые появляются на свет здоровыми, то как мы можем знать это? Раньше клонировали только животных, а их же не спросишь, как они себя чувствуют.
Вольфганг смутился. Он вдруг почувствовал, что с него хватит.
– А теперь я хотел бы отправиться домой, – сказал он.
Журналист порылся в одном из своих бесконечных карманов, достал оттуда небольшую визитную карточку и протянул ее Вольфгангу.
– Адрес моего офиса в Берлине. В ближайшее время я буду находиться там, – он перевернул карточку, – и вот номер моего мобильника, на всякий случай.