Выбрать главу

— Как Дэнни? — мой голос едва слышен на фоне их голосов.

Тишина. Медбрат отворачивается. Бен едва заметно качает головой.

— Он…

Я даже толком фразу закончить не могу. Все мысли о бетонной площадке, отделяющей наш дом от окружающего его сада.

Я хочу его видеть, — говорю я и заставляю себя принять сидячее положение. Сил нет. Руки и ноги словно налились свинцом. Вот, наверное, как себя чувствуют паралитики.

Это невозможно, — отвечает Бен. Его ответ приводит меня в ярость — организм выбрасывает в кровь адреналин, которого оказывается достаточно для того, чтобы свесить ноги и встать.

— Я хочу увидеть его лицо.

— Это невозможно, — повторяет Бен. Плевать. Со мной так просто не совладаешь.

Я пытаюсь выбраться из «скорой», всхлипываю, рыдаю, ору как резаная, вырываюсь из рук Бена и медбрата.

Ему всего тридцать три. Дэнни всего тридцать три!

Он жив! Он непременно жив! Он не может вот так вот взять и… погибнуть.

— Я хочу его видеть! — захожусь я от крика, — Хочу к мужу! Хочу увидеть его лицо!

— Он спрыгнул с пятого этажа! — орет Бен, и тон его голоса заставляет меня остановиться. — Чего там смотреть?! Ты…

В голове все плывет, в ушах шумит, и мне кажется, что слова Бена доносятся до меня откуда-то издалека.

— Ты его не узнаешь, — говорит Бен.

* * *

Я отказываюсь от госпитализации и в больницу не еду.

Но и в квартиру не попасть.

У меня с собой ничего нет. Ни телефона, ни сумочки, ни ключей.

Ни мужа.

Ни объяснения тому, что случилось.

Хозяйка квартиры, что аккурат под нашей, выходит на улицу и стоит возле «скорой». Она дает мне тапочки: дело в том, что я босая. Еще она приносит кофе, и заставляет меня его выпить. Он вроде бы с сахаром, но я практически не чувствую вкуса.

Появляются и другие соседи, но они стоят в отдалении, у аккуратно подстриженных кустов, ладони прижаты ко ртам, на лицах — ужас. Среди них даже наш странный сосед из квартиры напротив, который внимательно за всеми следит, но при этом едва здоровается.

Жильцы дома по большей части были знакомы с Дэнни. Им нравилось осознавать, что один из их соседей — детектив. Так они чувствовали себя в большей безопасности.

А жизнь вокруг нас идет своим чередом. Из-за деревьев близлежащего парка все так же торчит шпиль церкви Святой Екатерины, в отдалении слышится колокольный звон. Узкая дорога, ведущая к дюнам, уже забита припаркованными машинами: отдыхающие приезжают целыми семьями, пляж заполняется людьми, они мажутся солнцезащитными кремами, ставят жаровни для барбекю, играют в летающие тарелки.

Возле дома, рядом с розовыми гортензиями трепещут на ветру желтые заградительные ленты.

Из дома выходят четверо полицейских с коробками. Эти коробки я знаю — в них Дэнни хранил свои бумаги. Забирают и другие его вещи. Его ноутбук. Его мобильный телефон.

Его пистолет.

Он хранил пистолет в сейфе в спальне.

Он мог бы застрелиться.

Зачем ему понадобилось кончать с собой прямо на моих глазах?

Я борюсь, борюсь каждой частичкой своего естества с желанием кинуться к этой желтой заградительной ленте и поднырнуть под нее — все ради того, чтобы увидеть мужа. Лечь рядом с ним и взять его за руку, пока не закончится весь этот ужас. Свернуться калачиком, прижаться к нему, сказать ему, что вот она я, рядом, и я его не брошу, даже несмотря на то, что он оставил меня.

Но я продолжаю стоять на месте — исключительно из страха перед тем, что ожидает меня там, за желтой лентой.

Бен сказал, что Дэнни упал ничком, лицом вниз.

Я так и не увижу своего мужа мертвым.

Я буду сожалеть об этом долгие годы. Всегда.

Я стою как вкопанная, в голове по кругу ходят вопросы: «Почему он это сделал? Что его толкнуло на этот поступок? Какой демон овладел им?»

Сложно соображать, когда сознание прокручивает перед мысленным взором одну и ту же жуткую сцену, а ты пытаешься не закричать, не потерять сознание и не плакать.

Подходит Бен с моей сумочкой и протягивает ее мне. Покопавшись, я достаю телефон, который он туда положил. Соседка снизу делает пару шагов в сторону.

На экране ничего особенного. Ни пропущенных вызовов, ни сообщений. Собственно, чего еще я ожидала?

Да, мой мир разлетелся на тысячи осколков, вот только пока людям невдомек.

Да и откуда знакомым об этом знать? Я ведь еще никому не сообщала.

— Я ничего не понимаю, — говорю я Бену. На его лице деловое выражение, и мне хочется дать ему по морде, чтобы спровоцировать хоть на какие-нибудь чувства. Он же был там, со мной! На его глазах напарник спрыгнул с балкона и разбился насмерть. Как после этого можно оставаться таким спокойным?