На восьмой день он упал. Рэйчел узнала об этом от Холиока, вернувшись после еженедельного визита к приходскому констеблю.
— Он спускался по лестнице и оступился. Пролетел, должно быть, ступеньки четыре, не меньше, да так и растянулся внизу. Сьюзен услышала и побежала за мной. Вместе мы его подняли и отвели, поддерживая, обратно в спальню.
— Бог мой! С ним все в порядке?
— Да откуда же, черт подери, мне знать? — Уильям Холиок виновато опустил голову. — Прошу прощения, мэм, но меня зло берет. Просто ума не приложу, что с ним делать. От доктора он, понятное дело, тоже отказался, — возмущенно продолжал управляющий. — Прист повозился с ним какое-то время, умыл, привел в порядок, но и его он тоже отослал, а теперь требует вас и никого другого.
— Меня?
— Именно так. — Уильям неспешно покачал головой, словно сам не веря своим ушам. — Говорит, что вы должны прийти как можно скорее.
Рэйчел уставилась в пол.
— Он ведь пьян, верно?
— То-то и оно, что нет!
— Нет?
— Точно, нет. Я сам думал — пьян, но он был трезв.
— Тогда почему он упал?
Уильям пожал плечами.
— Кто его знает… Так вы пойдете к нему?
Рэйчел бросила пристальный взгляд на управляющего. Интересно, что он думает? По виду определить было невозможно: мистер Холиок всегда был воплощением сдержанности, а в эту минуту его доброе лицо казалось совершенно непроницаемым.
— Да, я пойду, — спокойно ответила она. — Раз уж он посылал за мной.
— Э-э-э… Прист говорит, что он запустил свою рану.
— Господи, она воспалилась?
— Прист говорит, что нет, но надо ее промыть. Я велел Джерни отнести наверх горячей воды.
— Хорошо.
— Хотите, я пойду с вами?
Рэйчел едва сдержала улыбку.
— Думаете, мне потребуется защита?
— Нет-нет, — сконфуженно и слишком поспешно возразил Холиок. — Я думал, вам понадобится помощь.
Нет, он думал вовсе не об этом.
— Спасибо, Уильям. Я полагаю, — добавила она с уверенностью, которой на самом деле отнюдь не испытывала, — что справлюсь сама.
Спальня была пуста; вероятно, его светлость находился в ванной. Рэйчел с минуту помедлила, собираясь с духом: даже при обычных обстоятельствах встреча с Себастьяном приводила ее в замешательство, а уж нынешняя обещала стать из ряда вон выходящей.
Его спальня казалась Рэйчел удивительной: она совсем не походила на экзотическое логово избалованного роскошью сластолюбца. Обстановка поражала своей простотой. Когда-то в этой комнате спала Энни Моррелл (в то время леди д’Обрэ), но с тех пор никаких признаков женственности здесь не осталось. Не было даже зеркала. Меблировка хорошая, но скудная. Кровать… кровать выглядела странно с того места, где стояла Рэйчел. Воспоминания об этом ложе остро врезались ей в память, но сейчас оно было слишком далеко и расплывалось перед глазами, словно берег, появившийся на горизонте после долгого морского путешествия.
Рэйчел стремительно обернулась, услышав шаги у себя за спиной, но оказалось, что это всего лишь Джерни с горячей водой в курящемся латунном чане.
— Для хозяина, — пояснил он, хотя это и так было ясно, и Рэйчел жестом предложила ему пройти в ванную, пропуская его вперед.
Себастьян, обнаженный до пояса, сидел на табурете перед огромной мраморной раковиной, прижимая локтем полотенце к правому боку. В помещении стояла полутьма, потому что окна были задернуты шторами, но даже при слабом свете единственной свечи Рэйчел заметила, что лицо у него почти бескровное. Однако Холиок оказался прав: он не был пьян.
— Принеси лампу, Джерни, — велела Рэйчел, когда мальчик вылил горячую воду в закупоренную заглушкой раковину. — В спальне есть одна, зажги ее и подай сюда.
Те две минуты, что понадобились Джерни на исполнение поручения, Рэйчел простояла, сложив руки на поясе и рассматривая обстановку, но упорно не глядя на хозяина ванной, чей пристальный взгляд она ощущала, но не готова была встретить… Если спальню виконта можно было назвать почти спартанской, то его ванная воплощала в себе — по крайней мере в глазах Рэйчел, привыкшей к совершенно иным удобствам, — последнее слово экстравагантной роскоши. Рядом с мраморной раковиной располагалась ванна. Ничего похожего она в жизни своей не видела даже на картинках и поверить не могла, что подобное существует на свете. Грандиозное сооружение из полированной бронзы с золотыми ручками и стоками, длинное и лоснящееся, как кит, созданное, вероятно, еще древнегреческими или римскими, а может, и византийскими мастерами, олицетворяло собой понятие империи времен упадка. В этой ванне можно было запросто утопить во весь рост взрослого мужчину, и — если верить болтливому языку Вайолет Коккер — лорд д’Обрэ не раз купался в ней в обществе вполне взрослых женщин.
Стены были облицованы великолепным розовым мрамором. Плющ в горшках обрамлял окна, между которыми помещалась раковина, а над ней располагалось уходящее к потолку зеркало, самое большое, какое Рэйчел когда-либо приходилось видеть. Еще одно зеркало украшало стену в изножии ванны, и, наконец, третье — элегантное, в полный рост зеркало в красивой раме — помещалось слева от двери. Как ни странно, быть может, благодаря неяркому освещению, смягчавшему бездушный, назойливый блеск полированной бронзы и мрамора, роскошь обстановки не казалась кричащей или вычурной. В неверном пламени свечи, многократно отраженном зеркалами, создавалось общее впечатление мерцающей, волшебной, неземной красоты.
Тут Джерни принес лампу, и волшебное очарование несколько рассеялось при более ярком свете. Рэйчел вспомнила о корзинке, которую держала в руках, и поставила ее на край раковины.
— Я принесла бинты для перевязки, милорд, и присыпку из толченого базилика. Но я должна сказать, что согласна с мистером Холиоком. Мне кажется, доктору следует…
Себастьян кивком головы отослал Джерни и прервал речь Рэйчел, взяв ее за руку. Она больше не испытывала к нему страха, но сильное пожатие удивило ее. Ей казалось, что сейчас он ее обнимет, позволит себе какую-нибудь вольность. Вместо этого он заставил ее сесть рядом с собой на второй табурет с мягким сиденьем. Рэйчел выдержала его пристальный, обволакивающий взгляд, стараясь не отводить глаз. Вообще-то она была рада возможности увидеть его еще раз. Прист тщательно побрил его, она ощущала запах душистого мыла, исходивший от его кожи и волос, все еще влажных, зачесанных назад над высоким лбом.
— Не могу понять, о чем вы думаете, — заметил Себастьян после неловкой паузы. — Обычно ваше лицо прозрачно, как оконное стекло. Но не сегодня.
Продолжая молчать, она бросила взгляд на их все еще сомкнутые руки.
— Наверное, мне следовало продолжать пить. Оставить вас в покое еще на какое-то время. Навсегда. Только не подумайте, будто я знаю, что именно я должен вам сказать, — продолжал он, резко отдернув руку. — Я… не пришел ни к какому разумному заключению относительно вас, или себя самого, или чего бы то ни было в подлунном мире.
— Милорд, вы не поранились?
Он взглянул на нее в недоумении.
— Когда упали, — пояснила Рэйчел. — Мистер Прист говорил…
— Это ерунда, — почти сердито перебил ее Себастьян. — Просто вздор.
Но когда он отнял руку от полотенца, прижатого к боку, она увидела кровавые пятна.
— Рэйчел, — заговорил он прежде, чем она успела что-либо произнести, — с вами все в порядке?
Никогда раньше он не называл ее по имени. Неуверенность, написанная у него на лице, тоже была для нее внове. Рэйчел растерялась.
— Я не знаю, что вы хотите от меня услышать. Со мной все в порядке. Я чувствую себя хорошо. И простите, но… не у меня, а у вас ножевая рана в боку.
— Вы чувствуете себя хорошо? — медленно переспросил Себастьян внезапно охрипшим голосом.
— Да. Я…
— Вам хорошо? С вами все в порядке? Стать жертвой травли и надругательства со стороны кучки гнусного и презренного человеческого отребья — это для вас привычное дело? Нечто такое, от чего можно с легкостью оправиться? Вы можете дать себя оплевать, скрывшись за стеной вашего трижды проклятого, никогда не изменяющего вам самообладания!