— Могла бы, но у него давно уже новая жизнь. Он для того и уехал в Канаду, чтобы оставить случившееся позади. И сейчас он вряд ли обрадуется напоминанию о прошлом.
Себастьян вспомнил, как тяжело ей было рассказывать, что вся ее семья поверила, будто это она убила Уэйда. Изо всех ударов судьбы этот, должно быть, оказался для нее самым страшным. Он вообразил ее себе ребенком — застенчивой, послушной девочкой, старающейся угодить матери с ее «большими ожиданиями» и отцу, который почти не обращал на нее внимания.
— Как ты познакомилась с Уэйдом?
Ему необходимо было знать все, но в то же время он начал сомневаться, стоило ли начинать этот мучительный разговор.
— Мы с Лидией… Родители отправили меня… Мой отец был… — Рэйчел умолкла, испустив досадливый вздох. — Я не знаю, с чего начать.
— Начни с любого места. Вернешься назад, если потребуется.
— Видишь ли, я хочу, чтобы ты понял. Я хочу… Мне необходимо оправдаться.
— Только не передо мной.
Ее руки замерли, она посмотрела на него долгим пристальным взглядом.
— Ну тогда перед собой. В сущности, я сама погубила свою жизнь. Я пытаюсь об этом забыть, но время от времени правда напоминает о себе.
В это Себастьян поверить не мог; он понял, что она просто слишком требовательна к себе. И если раньше он сомневался, правильно ли поступил, заставив ее рассказать о прошлом, то теперь решил, что какая-то польза от этого, несомненно, будет: возможно, ему удастся убедить ее, что ей не в чем себя винить.
— Мой отец был учителем, — принялась рассказывать Рэйчел. — Он держал школу для мальчиков в Эксетере, пока позволяло здоровье, а потом перевез семью в Оттери и занялся частным репетиторством — готовил студентов для университета. Мне в то время было лет двенадцать. Конечно, для него это было нечто вроде понижения в чине, однако ни он сам, ни Том, ни я не восприняли бы это как трагедию, если бы не мама. Она все принимала слишком близко к сердцу. Ей не хватало городской жизни, она не любила деревню, все то, «к чему мы пришли», было ей ненавистно. Будущее моего брата к тому времени было уже обеспечено: он изучал право в Торбее. Все мы знали, что его ждет солидная карьера, хотя и не такая блистательная, как хотелось бы маме.
— И тогда твоя мать, — догадался Себастьян, предвосхищая дальнейший рассказ, — решила, что хоть у кого-то из ее детей должно быть блистательное будущее.
— Да.
— А кроме тебя, никого не осталось. И ты была красавицей.
Он уже понял, куда ведет ее история.
— И вовсе я не была красавицей! — смущенно улыбаясь, возразила Рэйчел, и Себастьян понял, что она искренне в этом убеждена. — Но я была… так, ничего себе. В общем, не уродина. Правда, слишком высокого роста для своих лет. У меня были красивые… — Она дотронулась до своих волос, потом нетерпеливо пожала плечами и переменила тему. — Ну, словом, как ты уже понял, у моей матери были виды на меня. Она намеревалась удачно выдать меня замуж. Сама я догадалась обо всем гораздо позже. Когда мне исполнилось пятнадцать, родители послали меня в закрытую частную школу в Эксетере. Я знала, что для них это довольно дорого, но искренне полагала, что они хотят дать мне хорошее образование. И не для того, чтобы я стала гувернанткой в каком-нибудь богатом доме, а чтобы могла сделать ученую карьеру, как мой отец. Я действительно в это верила.
Она покачала головой, как будто насмехаясь над собственной наивностью, но Себастьян успел заметить в ее глазах и в голосе глубоко спрятанную обиду.
— Я недооценила честолюбивые замыслы моей матери, но в конце концов мне все стало ясно. О выпускном бале в Лондоне нечего было даже мечтать, но она работала, не покладая рук, чтобы восполнить этот досадный пробел: заводила и поддерживала знакомства с нужными людьми, с другими мамашами, у которых были дочери на выданье. Предполагалось, что у этих новых подруг или у их дочек есть поклонники, братья, кузены, друзья детства, и одного из них я… я…
— Сумеешь подцепить.
Рэйчел кивнула.
— Когда до меня наконец дошел смысл затеянной игры, я не стала противиться и включилась в нее довольно охотно. Видишь ли, я все-таки была пустой, поверхностной девчонкой. Мне хотелось доставить удовольствие родителям… чтобы они могли мной гордиться.
— Это не такой уж страшный грех.
— Неужели? Мне кажется, все зависит от последствий. В моем случае, согласись, грех был совершен немалый.
— Нет, — решительно возразил Себастьян, — я ни за что не соглашусь. Но даже если ты права, думаю, тебе придется согласиться, что виновная понесла наказание, несоизмеримое с совершенным прегрешением.
— Я никогда не…
— Давай отложим этот тонкий богословский диспут на потом, — предложил он. — Что было дальше? Я полагаю, ты познакомилась с Лидией?
— Да. При довольно-таки… памятных обстоятельствах. Однажды ночью я вошла в туалет и обнаружила ее там. Она пыталась вскрыть себе вены ножом для разрезания писем.
— Боже милостивый!
— Прежде мы с ней почти не общались, у меня в школе был другой круг друзей, но после этого случая я почувствовала… ну, не знаю… ответственность за нее. Она была так несчастна…
— Почему?
— Ну… — Рэйчел устало повела плечом, словно давая понять, что считает объяснение непосильной для себя задачей. — Она была беспокойная, неуравновешенная, у нее бывали беспричинные перепады настроения. Кажется, это называется вспыльчивым характером.
Себастьян мог бы предложить несколько других определений, но предпочел задать очередной вопрос:
— Да, но почему?
— Почему она была так несчастна? Ее мать умерла, когда ей было одиннадцать лет. Она… О, Себастьян, я не знаю! Почему при одних и тех же обстоятельствах одни люди ведут себя как обычно, а другие страдают и чуть ли не умирают? Лидию нельзя было назвать сильной личностью. Она ненавидела себя, была болезненно обидчива, ни с кем не умела ладить, всем грубила… Никто ее не любил. — Рэйчел рассмеялась коротким горестным смешком. — Разве я могла с ней не подружиться? Ты не думай, она была преданной и умела проявлять великодушие. У нее даже было своеобразное чувство юмора — довольно-таки мрачное, но я находила его занятным. И я ни на минуту не поверила, что она действительно собиралась покончить с собой. В ту ночь она взяла с меня клятву хранить молчание, и у меня ни разу не возникло желания её выдать. Она просто старалась привлечь чье-нибудь внимание.
— И ей это удалось. На дороге ей попалась ты.
До чего же нелепую мешанину случайных обстоятельств представляет собой жизнь! Если бы кто-то другой вошел в ту ночь в туалетную комнату дорогой закрытой частной школы для девочек, Рэйчел не суждено было бы подружиться с никем не любимой Лидией Уэйд, познакомиться с ее отцом и выйти за него замуж, а потом провести десять лет в тюрьме за убийство, которого она не совершала. Как часто ей, должно быть, приходила в голову та же бесплодная мысль! Разве она могла не озлобиться? «На что вы надеетесь?» — спросил он ее в первую ночь их близости, и только теперь до него дошел смысл ее ответа: «Я надеюсь, что сумею это выдержать».
Рэйчел поднялась на ноги. Небо над головой стало белым, как молочный опал, а на горизонте — коралловым. Коровы ушли; Себастьян даже не заметил их тихого отступления. Щенок вскочил и заковылял к Рэйчел. Она опустилась на колени и ласково потрепала его по голове, одновременно продолжая свой рассказ:
— Когда мы уже были в выпускном классе, Лидия пригласила меня к себе домой в Тэвисток на весенние каникулы. Мне не очень хотелось ехать, но мама настояла. Ей казалось, что время уходит, а Уэйд был богат… Безусловно, завидный жених. «А вдруг из этого что-нибудь да выйдет?» — говорила она.
И Рэйчел покачала головой, поражаясь мрачной иронии этих слов.
— Раньше ты не была знакома с Уэйдом?
— Нет, но Лидия о нем много рассказывала. Какой он замечательный человек, лучший отец на свете. Я была заранее уверена, что он мне понравится.
— Так оно и случилось.
Она вздрогнула и подняла на него глаза.
— Нет. Все было не так. Поначалу он мне совсем не понравился.