— Я в этом не сомневаюсь.
— Нам надо бы кое-что обсудить насчет рыночных цен, сбыта и прочего. Но вы, должно быть, устали с дороги, может, поговорим позже?
— Вы правы, Уильям. Может, сегодня вечером или, еще лучше, завтра с утра? А где миссис Уэйд? — как бы между прочим спросил Себастьян.
— О, она ушла в деревню, милорд. Сказала, что жена викария пригласила ее на чашку чаю.
— Вот как?
Они обменялись понимающими взглядами, причем в лице управляющего, как показалось Себастьяну, сквозило явное удовлетворение.
— Ну что ж, значит, я увижу ее позже. — Себастьян говорил все тем же небрежным тоном, и Холиок согласно кивнул.
Все к лучшему, думал Себастьян, шагая по лестнице через две ступеньки к своей комнате. Он вспотел после путешествия в карете, ему хотелось принять ванну и переодеться. Ради нее.
Жодле приготовил отличный лимонад. Потягивая его из высокого запотевшего стакана, Себастьян решил осмотреть, что успели сделать рабочие в теплице Рэйчел за время его отсутствия. Смотреть пока было еще не на что, разве что на яму, вырытую для каменного фундамента, и на сложенную рядом кипу еще не распакованного оборудования. Предполагалось, что стеклянные стены и крыша оранжереи будут держаться на деревянных рамах, покрашенных снаружи и отделанных бронзой изнутри. В кирпичном полу надо было проложить водопроводные трубы, питающиеся из скрытой цистерны, на окнах были предусмотрены жалюзи, чтобы отмерять нужное количество солнечного света. Ей это должно понравиться. Себастьян представил себе, как будет заставать ее здесь в послеобеденное время и смотреть, как она возится с горшками, наполненными землей, и садовыми ножницами, ухаживает за цветами, может быть, напевая при этом себе под нос. Они смогут сидеть здесь за столом и рассказывать друг другу, как провели день, пить чай и смотреть на закат. Ему не терпелось увидеть все это воочию.
Половина пятого; скоро она вернется домой. Он взглянул на дорогу, пропадающую за мостом среди деревьев на холме. Рэйчел не показывалась. Себастьян решил прогуляться по дому, чтобы немного отвлечься от ожидания.
Назвать планировку Линтон-Грейт-холла причудливой можно было, лишь пребывая в снисходительном и великодушном расположении духа; в действительности это был самый странный и нелепый дом на свете. Но Себастьяну нравились эти странности и забавные архитектурные нелепости. Он полюбил этот дом, как никогда не любил Стейн-корт, так и не ставший для него родным. Проходя по террасным садам позади дома, он перекинулся парой слов с Маккорди, своим садовником. Помимо мотыги и граблей, которые он держал под мышкой, неразговорчивый шотландец нес в руках два небольших ведерка с клубникой.
— Дайте-ка мне одно из них, будьте добры, — попросил Себастьян.
У него не было времени купить что-нибудь для Рэйчел: надо будет порадовать ее хотя бы клубникой.
— Спасибо, — поблагодарил он, когда Маккорди, что-то буркнув в ответ, протянул ему ведерко.
Пройдя дальше, Себастьян спустился по крутой, усыпанной гравием тропинке к опушке парка. Солнце склонялось к западу, в лесу уже удлинялись тени, но пчелы все еще лениво жужжали в ветвях жимолости. В воздухе сладко пахло цветущей акацией, многолетние растения в саду Маккорди полыхали разноцветьем в косо падающих лучах солнца. Нижний уровень выглядел заросшим и несколько запущенным: Маккорди вкладывал все свои силы в верхние террасы, расположенные ближе к дому. Пол в покосившейся деревянной беседке совсем сгнил, краска облупилась. Как и все имение, она пришла в упадок. Себастьян присел на занозистую скамью и задумался о своих владениях.
Тишина и покой: какое приятное место! Ему хотелось, чтобы Рэйчел наслаждалась всей этой красотой вместе с ним. Но где же она?
А вот и она — поднимается на вершину холма, спешит, подхватив юбки. Увидев его, она остановилась, и ее лицо осветилось улыбкой — такой непосредственной и радостной, что у него защемило сердце. Потом она пустилась бегом вниз по склону, а он бросился ей навстречу. К тому моменту, как они сошлись и он подхватил ее на руки, оба заливались смехом.
Смехом. Себастьян в восторге закружил ее по воздуху. Полдела было сделано.
Перестав наконец целоваться, они отступили на шаг и посмотрели друг на друга.
— В чем дело? — деланно недовольным тоном спросил он. — Я вижу, тебе идет на пользу мое отсутствие. Ты просто расцветаешь тут без меня!
Она и в самом деле изменилась: посвежела, излучала женственность, выглядела уверенной в себе.
— Ошибаешься, — возразила Рэйчел, — без тебя я чахну.
— Нет, ты созреваешь. Что-то случилось?
— Да, но я тебе потом расскажу. Как твоя поездка? Как твой отец?
— Дышит, но еле-еле.
Рэйчел взяла его за руку.
— А как ты сам?
— Прекрасно. В моей поездке ничего примечательного не было.
Все недавние события уже успели выветриться у него из головы. Он взял ее под руку, и они медленно пошли обратно к беседке.
— Я хочу знать, что с тобой случилось, Рэйчел. Расскажи мне прямо сейчас.
Они сели, обнявшись, в пятнистой тени, не обращая внимания на великолепный закат. Никогда раньше Рэйчел не казалась Себастьяну такой привлекательной. Ее волосы заметно отросли за прошедшие месяцы и теперь локонами падали ей на плечи — темные и таинственные, пронизанные серебряными нитями, которые казались ему звездами, мерцающими в ночном небе. Он полюбил эти волосы, украшенные сединой. Они принадлежали Рэйчел.
— Себастьян, — объявила она с благоговейной дрожью в голосе, — условия моего освобождения полностью отменены! Все ограничения сняты! Четыре дня назад я получила письмо от министра внутренних дел. Я больше не поднадзорная!
— Поэтому ты счастлива, — Себастьян коснулся ее щеки. — Я это вижу.
— Да! Да! Как будто убрали груз, гнувший меня к земле. Я стала другим человеком.
— Ты подавала прошение? Обращалась в министерство?
— Нет, и я, по правде говоря, не понимаю, почему они решили отменить условия. Это редкий случай: обычно отмена не происходит так быстро. Я была выпущена всего пять месяцев назад. Ты ведь им не писал?
— Нет, не писал. Почему ты меня не попросила? Мне даже в голову не пришло.
Радость Рэйчел оказалась заразительной. Себастьян поцеловал ее в висок.
— Значит, тебе больше нет нужды ездить в Тэвисток и отмечаться каждую неделю у констебля в Уикерли?
— Да, с этим покончено. Теперь я свободна. Действительно свободна.
Она выглядела свободной. Свежей и юной, полной надежд. Себастьян был полностью очарован произошедшей в ней переменой.
— Ты ни за что не угадаешь, что я сделала вчера.
Он покачал головой.
— Ты пошла танцевать на деревенской лужайке?
— Я уволила Вайолет Коккер.
— Вайолет Коккер?
— Горничную. Если бы ты был здесь, я бы, конечно, спросила твоего разрешения, но ведь ты говорил, что найм и увольнение прислуги — это моя обязанность. Ты сказал это в самом начале, и поэтому я…
— Совершенно верно. Уволила — и правильно сделала.
— Себастьян, она была просто невыносима — хамила, не хотела работать…
— Это такая… черненькая с лисьей мордочкой?
Рэйчел рассмеялась, стыдясь собственной радости.
— Да! Я выдала ей двухнедельное жалованье из денег на хозяйство, и сегодня утром она съехала. А я почувствовала себя… всемогущей.
— Правда?
Себастьян не мог оторвать от «новой» Рэйчел восхищенного взгляда.
— Как ты думаешь, что это значит? Ты считаешь меня мстительной?
— Да будет тебе!
— Нет, я серьезно. Неужели я недобрая, мстительная? Неужели я из тех, кто может использовать свою власть, вымещая злость на таких, как Вайолет?
— И что в этом плохого?
— Это нехорошо…
— Глупости. Такие, как Вайолет, ничего другого не заслуживают. И вообще ты не из тех, кто срывает злость на прислуге. Ты прекрасно это знаешь. Уж если на то пошло, это она тебе досаждала с самого первого дня. Ты просто избавилась от лишней головной боли, вот и все. Я горжусь тобой.