Из ее груди исторгся мучительный стон, она закусила нижнюю губу и едва выдавила из себя:
— Я хочу тебя.
— И что я должен делать?
— Пожалуйста…
— Что «пожалуйста»?
Но то, чего она сейчас хотела, невозможно было выразить словами.
— Ну ладно, я скажу тебе, чего хочу я, — «грозно» проговорил Себастьян, наклонившись над ней и почти касаясь губами ее губ. Одновременно он легко провел пальцем по полураскрытому увлажнившемуся устьицу, заставив ее тем самым с шумом втянуть в себя воздух сквозь зубы. — Я хочу войти в тебя очень-очень медленно. Ощутить, как ты меня хочешь. Почувствовать, как ты растягиваешься и тесно обхватываешь меня. Я хочу услышать, как бьется пульс у тебя глубоко внутри. Я хочу видеть твое лицо, когда ты потеряешь голову — а сегодня ты непременно потеряешь голову, запомни это. И когда ты наконец испытаешь наивысшее блаженство, Рэйчел, я хочу услышать, как ты выкрикнешь мое имя.
У нее на щеках выступили два ярких розовых пятна. Она никак не могла перевести дух. Себастьян положил палец на тугой, вздувшийся бутон, просто чтобы дать ей понять, что все ее секреты ему известны.
— Итак, чего же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты потрогал меня там, — сквозь зубы выдохнула Рэйчел. — Прямо сейчас. Начинай скорее.
Себастьян улыбнулся.
— Ладно, — согласился он и принялся делать медленные настойчивые круги вокруг затвердевшего ядрышка, прислушиваясь к ее приглушенным крикам. — Не вздумай двигаться. Ты в моей власти, а мне жалость неведома, ты же знаешь. И я не собираюсь останавливаться.
Постепенно его угрозы сменились словами любви.
— Сейчас… сейчас… сейчас… — шептал он ей на ухо, желая ее высвобождения не менее страстно, чем она сама.
Они оба прилагали отчаянные старания, оба задыхались. Себастьян припал к ее перепачканным ягодным соком губам голодным поцелуем, а когда оторвался, Рэйчел потянулась за ним, требуя еще и пытаясь удержать его даже зубами. Он стал целовать ее еще и еще, повторяя языком ритмичные и безжалостные движения своих пальцев. Вдруг она сделала прерывистый вздох и замерла в оцепенении.
Приближение развязки Себастьян ощущал с такой ясностью, словно сам был на грани. Глаза Рэйчел широко раскрылись в чистейшем изумлении, и тотчас же веки плотно сомкнулись, по ее лицу прошла судорога, она крепко стиснула зубы, чтобы удержать рвущийся из груди тонкий, захлебывающийся крик. Ослабив нажим, он скользнул вглубь и ощутил медленные сокращения теплой влажной плоти. Ему удалось ее поцеловать, хотя ее рот был сведен гримасой непереносимого наслаждения.
Грудь у него болела. Он прижался щекой к ее щеке, шепча безумные слова, называя ее своей милой, своей единственной… Постепенно тело Рэйчел расслабилось. Себастьян успокаивал ее тихими ласками, в то же время чувствуя, как странное, совершенно новое ощущение покоя охватывает его собственную душу. Желание обладать ею неистово пульсировало во всем его теле, но он лежал неподвижно, глядя, как слезы просачиваются из-под ее сомкнутых век и тихо ползут по вискам, чтобы скрыться в темных с серебром волосах. Он нежно провел пальцем по влажной дорожке, оставленной слезинками. Он вдыхал запах ее кожи и запах травы, примятой ее телом, и тонкий умирающий аромат цветов. Нащупав на земле свой нож, он перерезал связывающие ее цветочные стебли. Руки Рэйчел бессильно упали на землю у нее за головой.
Себастьян поцеловал ее грудь, потом теплую кожу на сгибе локтя. Ее дыхание стало глубоким и ровным; она перестала плакать, но упорно отворачивалась, не желая взглянуть на него, поэтому он не мог в точности разгадать, что она сейчас чувствует.
— Дорогая, — окликнул он, обхватив ее грудь рукой.
— Ну вот… — тихо начала Рэйчел, но тут же умолкла, и он подумал, что она всего лишь вздохнула.
— О чем ты думаешь? Поговори со мной.
Она испустила еще один глубокий вздох — вздох удовлетворения, как ему показалось, однако Себастьян со страхом расслышал в нем еще и печаль. Наконец она повернулась к нему лицом.
— Спасибо.
Себастьян улыбнулся, пытаясь заразить ее своей веселостью.
— Это я должен тебя благодарить за доставленное удовольствие!
Горестное выражение, промелькнувшее в ее глазах, встревожило его.
— Тебе грустно? Я ведь не сделал тебе больно?
— Больно? — удивилась Рэйчел и отрицательно покачала головой.
— Тогда почему ты так расстроена?
— Я не расстроена. С чего мне грустить?
Он видел, что она говорит неправду.
— Ты считаешь, что я что-то отнял у тебя?
— Нет. Ты сделал мне чудесный подарок. Самый дорогой. Самый щедрый.
— Рэйчел…
Он чувствовал себя разочарованным и сбитым с толку.
— Я все на свете готов сделать, лишь бы тебе не было больно.
— Но ты не причинил мне боли!
— Тогда в чем же дело?
— Ни в чем. — Она повернулась и протянула к нему руку. — Все хорошо.
Истомившись по ее прикосновению, Себастьян закрыл глаза. Вот ее губы скользнули по его щеке, опалив его горячим дыханием.
— Скажи мне, что ты счастлива.
— Я счастлива. Я действительно счастлива!
Она обвила руками его шею.
— Скажи мне…
«Что любишь меня», — мысленно закончил Себастьян, но вслух ничего не произнес. Слишком многие женщины шептали ему эти слова в такой же момент. Он знал, как недорого они стоят и каков должен быть ответ.
— Я бы хотел, чтобы ты поговорила со мной, — попросил он вместо этого. — Я знаю, почему тебе так трудно, но мне бы очень хотелось, чтобы ты смогла заговорить. Придется нам над этим поработать.
Ее строгий прекрасный рот удивленно округлился.
— Мы будем над этим работать?
— О да, — решительно ответил Себастьян, — непременно будем.
Рэйчел коснулась его плеча, впадинки под ключицей. Ему показалось, что она прошептала: «Сколько же нам придется работать?», но прежде, чем он успел ответить, она привлекла его к себе.
— Хотела бы я объяснить, как это было… что я чувствовала… что ты сделал со мной. Но у меня нет слов. Думаю, никто не смог бы это описать.
— Многие пытались, — улыбнулся Себастьян.
— Нет… это бесполезно… таких слов нет. Но я могла бы показать тебе. Мне бы хотелось показать тебе.
Где-то в глубине его сознания мелькнула смутная догадка о причинах ее печали, однако удержать ее Себастьян не сумел: эта мысль была подобна далекой звезде, которую видишь только мельком и не замечаешь, когда смотришь на нее в упор. Рэйчел в это время целовала следы своих слез на его губах, и в голове у него помутилось. Катаясь вместе с ней по сладко пахнущей траве, он пообещал себе, что все как следует обдумает позже.
17
Казалось невероятным, что в Плимутском заливе могло поместиться столько кораблей. Темно-синяя вода казалась задником для пестрой театральной декорации из белых парусов, черных мачт и ярко-красных труб.
Рэйчел и Себастьян смотрели на корабли через подзорные трубы, установленные рядом на каменном парапете на одном из концов Подковы — оживленной набережной, огибавшей мыс.
— Посмотри вон на тот, — воскликнул Себастьян. — Правда красиво?
— Который?
— Прямо позади второго голубого буя, почти…
— Ты имеешь в виду баркентину?
— Баркентину? Он так называется? Откуда ты знаешь?
— Тот, что с тремя мачтами? Да, я уверена. Если бы было две мачты, он назывался бы бригантиной.
Оторвавшись от подзорной трубы, Себастьян взглянул на нее так, словно она только что совершила чудо: например, перечислила все созвездия в алфавитном порядке.
Рэйчел смущенно улыбнулась и пожала плечами.
— Я как-то раз прочитала целую энциклопедию. Сокращенное издание, — поспешно добавила она, заметив его изумление. — У меня остались отрывочные знания о совершенно ненужных мне вещах.
— Неужели?
— Да.
Она не стала хвастаться, хотя могла бы перечислить и созвездия, правда, не в алфавитном порядке.
Сильный порыв ветра налетел на нее, обжигая щеки. У нее заслезились глаза, она схватилась за едва не слетевшую с головы шляпу. Чайки с криками носились над головой, ловя кусочки хлеба, которые бросала им через парапет какая-то пожилая пара. Позади кораблей, позади зеленых склонов горы Эджком безоблачное небо, образуя бесконечную линию горизонта, соприкасалось с синими водами Ла-Манша. Это был особенный день, один из тех, о которых Рэйчел самозабвенно мечтала в тюрьме. Он был настолько бесподобен, что у нее сердце разрывалось и слезы наворачивались на глаза от переполнявших ее душу чувств.