Себастьян вновь повернулся к заливу, прикрывая глаза рукой, как щитком. Морской бриз трепал его волосы, относя их назад со лба, ветер играл концами его бордового шейного платка. Его профиль, четко прорисованный на фоне чистой небесной лазури, казался Рэйчел невыразимо прекрасным. Она восхищалась его надменным аристократическим носом, чистой линией скул, властным ртом, который мог улыбаться ей с такой непередаваемой нежностью. В эту самую минуту он повернул голову и посмотрел на нее. Их взгляды встретились, и Рэйчел увидела в его глазах цвета морской волны ласку, призыв и вспышку неподдельного чувственного ожидания.
Она покраснела и отвернулась первая. Себастьян просунул руку ей под локоть и притянул ее к себе поближе, не обращая внимания на окружающих. На миг Рэйчел почувствовала, как его рука прижимается к ее груди, но он быстро ее убрал.
— Где бы нам поесть? Может, поищем место? — спросил он беспечно и, понизив голос, заговорщически добавил: — Или вернемся обратно в «Восьмиугольник»?
— Давай поедим, — ответила Рейчел, хотя и не слишком уверенно.
Вернуться в номер отеля в час дня можно было лишь с одной-единственной целью, а Рэйчел считала, что не должна поощрять подобного рода дневные забавы, несмотря на всю их соблазнительность. Ее положению никак нельзя было позавидовать. Она была падшей женщиной, обремененной самым неудобным — по крайней мере, с точки зрения ее любовника — недостатком: мещанскими предрассудками.
— Поедим, — повторил Себастьян с шутливым сожалением, и они стали не спеша подниматься по заросшему травой холму прочь от моря.
Подкова была красивейшей достопримечательностью Плимута. На широком и длинном мысу над заливом были разбиты обсаженные цветочными бордюрами дорожки и великолепные сады с бельведерами, откуда открывался вид на устье реки от Милл-Бей до Саттон-пул. Видеть столько неба и моря сразу — громадные ломти свободного мира, тянущиеся на много миль, — это был еще один из подарков Себастьяна, оказавшийся едва ли не чрезмерно щедрым. Они тайком удрали на три дня из Уикерли, где все знали их в лицо, чтобы насладиться безвестностью, но порой Рэйчел казалось, что, не держи он ее своей сильной рукой, она оторвалась бы от земли и улетела. Возможность без опаски смотреть на дюжины, нет, сотни лиц кружила ей голову. Она занималась этим уже второй день и все никак не могла привыкнуть. Особенно ее притягивали дети; этим утром она целый час наблюдала, позабыв обо всем на свете, за пестрой стайкой мальчишек, пускавших по воде лодочки и игравших в «лису и собаку» вокруг декоративного пруда на Подкове. Что думает о ее увлечении Себастьян, она не знала, но он позволил ей развлекаться, не жалуясь и не проявляя нетерпения. Необычайно щедрый подарок.
Они отыскали очаровательный ресторанчик на Альфред-стрит и расположились на втором этаже, куда доносился запах моря и откуда можно было беспрепятственно наблюдать за гуляющими по набережной. Себастьян заказал креветки и мидии с лимоном и маслом, густую уху из морских моллюсков и устриц, два гарнира — один из помидоров, другой из листьев эндивия с кресс-салатом, целый каравай хлеба и горшок девонширского масла, свежеиспеченные ватрушки с черникой, целое блюдо нарезанной кусочками дыни и других фруктов со взбитыми сливками…
— Остановись! На столе места нет, — с притворным ужасом запротестовала Рэйчел, умолчав о том, что в ее желудке места еще меньше.
Ничуть не смутившись, Себастьян наполнил ее бокал золотистым вином и со звоном коснулся его своим в молчаливом тосте.
— А может, мы попозже опять проголодаемся! Нам некуда спешить, верно? Мы можем сидеть здесь сколько угодно. Вот разве что ты захочешь уйти прямо сейчас… В три часа на набережной будет концерт духового оркестра, мы могли бы пойти послушать, если хочешь.
— Полчаса назад я еще могла бы сказать «да», но сейчас мне просто не под силу встать с места. Но, как бы то ни было, все замечательно, правда? — Неопределенным жестом Рэйчел указала на открытое окно возле столика и прохладный полутемный, почти пустой зал ресторана у них за спиной. — Кажется, я могла бы просидеть здесь весь день.
— Значит, так мы и поступим.
— Ничего не выйдет: в два тридцать они закрываются.
В ответ Себастьян послал ей невозмутимый взгляд.
— Нас это не должно беспокоить.
— О!
Должно быть, он договорился с хозяином и снял помещение на весь день. Чего-то подобного можно было ожидать от лорда д’Обрэ, но в последние два дня он стал мистером Джеймсом Хэммондом, ну а она, соответственно, — миссис Хэммонд.
— Почему Хэммонд? — тихонько спросила Рэйчел, когда он оформлял номер в «Восьмиугольнике».
— Потому что мое полное имя — Себастьян Джеймс Остли Селборн-Хэммонд Верлен: есть из чего выбирать. Может, предпочитаешь какое-нибудь другое?
— Хэммонд сойдет, — уголком рта прошептала Рэйчел, и Себастьян ответил ей улыбкой заговорщика.
Но в глубине души необходимость лгать смущала ее, хотя она прекрасно знала, что ему самому это совершенно безразлично: прибегать к уловкам приходилось ради ее же собственного спокойствия. И хотя это было глупо, Рэйчел спросила себя, сколько раз и в скольких еще отелях ему приходилось расписываться в регистрационной книге за «мистера и миссис Хэммонд».
— Хочешь, завтра поедем на пикник? — спросил Себастьян, прерывая ее не самые веселые размышления. — В Стоунхауз-пул есть пляж. Или мы могли бы съездить на пароме в Кремилл. Можно даже искупаться, если с погодой повезет.
— Но у нас нет купальных костюмов.
— Купим.
— Только не в воскресенье.
— Ах да, воскресенье! Ну тогда искупаемся сегодня ночью. Голышом.
Это заставило ее рассмеяться, хотя она понимала, что, по всей вероятности, он не шутит.
— Я раньше никогда не купалась в море. Однажды, когда я была еще ребенком, моя семья поехала в Лайм на каникулы, но все время шел дождь, и нам ни разу не удалось искупаться. Это было ужасное разочарование.
Себастьян сочувственно сжал ее руку.
— Расскажи мне о своих путешествиях, — попросила Рэйчел, глядя на корабли в бухте. — Я один раз была в Лондоне, но мне тогда было двенадцать, и у меня сохранились только детские воспоминания. Ведь тебе везде удалось побывать?
— Ну не везде…
— Но все-таки в Европе.
— Да.
— Расскажи мне об этом.
— Я отвезу тебя туда.
Она лишь улыбнулась в ответ.
Откинувшись на спинку стула и щурясь на свет через бокал с вином, Себастьян начал рассказывать о тех местах, где ему приходилось бывать, но у Рэйчел создалось впечатление, что он говорит, лишь бы угодить ей, а вовсе не потому, что его самого интересуют когда-то увиденные достопримечательности. Поэтому, когда несколько минут спустя он умолк и рассеянно уставился на чаек, чертивших замысловатые кривые в голубом небе над мысом, она не стала понукать его новыми вопросами и позволила молчанию затянуться, пока он сам этого не заметил. Послав ей виноватую улыбку, Себастьян заговорил о планах на нынешний вечер.
Прошлым вечером они побывали в Королевском театре и посмотрели «Юбчонки», глуповатый, несколько фривольного содержания водевиль, показавшийся ему довольно пресным, а ей — волнующе непристойным. Она и вообразить себе не могла, что где бы то ни было (ну разве что в Париже или на острове Бора-Бора[50]) женщинам дозволяется появляться на публике почти без одежды. Что лишний раз доказывало, насколько она провинциальна и как мало знает, несмотря на всю свою энциклопедическую образованность.
Когда Себастьян опять умолк и нахмурился, вертя в руках десертную ложечку, она, не удержавшись, спросила: