— Почему они не открыли вторую бутылку? — пробормотал Бергман.
— Что? — не понял Дронго.
— Нужно позвать человека, чтобы открыл вторую бутылку, — задумчиво проговорил адвокат и без всякой связи с этой фразой изрек:
— Вы или безумец, или авантюрист. Простите за откровенность. Но почему вы сообщаете о своем плане именно мне! Вы же прекрасно понимаете, что содержание нашей беседы может стать известно моему подзащитному. Или людям, которые платят мне за защиту Ахметова.
— На это я и рассчитываю, Давид Самуилович. Дело в том, что у меня очень мало времени. И если Труфилов действительно сбежал в Европу, то найти его за оставшиеся полтора месяца — чистая авантюра. Или безумие — как хотите. Но с вашей помощью я надеюсь это сделать.
— Каким образом?! — У Бергмана пропал всякий аппетит. Он еще раз посмотрел на свой портфель, лежавший в углу.
— Вы наверняка сообщите о том, что Романенко в моем лице решил начать активный поиск Труфилова, — охотно пояснил Дронго. — И другая сторона, которая не заинтересована в осуждении Ахметова, еще с большей интенсивностью продолжит поиск исчезнувшего директора нефтяной компании. Если учесть, что он бывший сотрудник ГРУ и умеет прятаться, то поиски будут нелегкими. Но у меня появится шанс. И знаете почему? Потому что за ним будут охотиться люди, не заинтересованные в том, чтобы Труфилов появился в Москве. Они будут выполнять роль егерей, которые гонят на меня добычу охотника. Остаться безучастными они не смогут. А когда «добыча», то бишь Труфилов, убедится в том, что на него идет облава, он скорее всего согласится с моими доводами — приехать в Москву и выступить против Чиряева.
— А знаете, это интересно, — прошептал Бергман почти интимно, наклоняясь к Дронго, — но если его «затравят» те самые егеря, о которых вы говорили… Если им и достанется эта добыча.
— Риск существует, — согласился Дронго, — но я думаю, что лучше искать человека, которого обложили со всех сторон, чем самостоятельно пытаться найти бывшего разведчика в Европе. Вы со мной не согласны?
— А вы не боитесь? — ответил вопросом на вопрос Давид Самуилович, в упор глядя на Дронго. — Ведь егеря могут по ошибке начать стрелять и в охотника. Говорят, иногда такое случалось на охоте.
— Не боюсь. Дело в том, что Романенко располагает целой группой охотников, которые будут работать со мной. Они двинутся широким кольцом, и смерть одного охотника ничего не изменит.
Официант открыл вторую бутылку, разлил вино по бокалам и тут же исчез.
Бергман посмотрел ему вслед, тяжело поднялся и подошел к своему портфелю, лежавшему на стуле. Щелкнул замком, достал магнитофон, который записывал беседу, и выключил его, положив обратно в портфель. Дронго молча наблюдал за ним.
— Покойный Яков Аронович был о вас хорошего мнения, — почему-то сказал Бергман, — вы ведь знали Гольдмана?
— Якова Ароновича? Конечно, знаю. Это известный бакинский адвокат. Знаю с самого детства. Они большие друзья с моим отцом.
— В свое время Гольдман вел знаменитое дело Малышева, — напомнил Бергман, — я ему тогда помогал. Малышев был руководителем ОБХСС Одесской области. Гольдману удалось сделать невозможное в советские времена. Он не только добился освобождения Малышева, но и сумел доказать вину руководителей области, прокуратуры и КГБ. Он встречался со всеми свидетелями только на улице, чтобы избежать подслушивания. Вы понимаете, почему я вспомнил эту историю?
— Понимаю.
— Я должен буду отдать эту пленку людям, которые знают о нашей встрече, — вздохнул Бергман, — должен сказать, что Яков Аронович отзывался о вас очень тепло. Он рассказывал мне, что всегда с особым чувством симпатии относился и к вам, и к вашему отцу.
— У нас были взаимные симпатии, — Дронго все еще не понимал, куда гнет Бергман.
— Будьте осторожны, — вдруг тихо произнес адвокат, — эти люди не станут шутить. Я не смогу вам помочь. Вы меня понимаете?
Дронго кивнул. Он получил подтверждение своим опасениям. Заделом Ахметова стояли гораздо более серьезные люди, чем думал Романенко.
— Почему вы так рискуете? — спросил Бергман.
— Слишком мало времени. К тому же другая сторона все равно узнает о нашем желании найти Труфилова. Любой шаг группы Романенко становится известен им, а через них и вам. Разве я не прав?
Адвокат уклонился от ответа. Он молча смотрел на бокал с вином, словно размышляя, как именно сформулировать мысль.
— Мне говорили, что вы умный человек, — задумчиво произнес Бергман, — теперь я понял, что вы еще и смелый человек. Выпьем за вашу удачу. Для меня проигрыш будет означать всего лишь неудачу на процессе, который я вел. Для вас проигрыш будет равносилен смерти. Я искренне желаю вам остаться в живых, Дронго. Надеюсь, что мы с вами встретимся и после двенадцатого мая. Если вы останетесь в живых, я приглашу вас в этот ресторан четырнадцатого числа.
Договорились?
— В таком случае можете прямо сейчас заказать столик.
— Вы еще и самонадеянны, — грустно заметил адвокат, — мне уже за шестьдесят, и я повидал в этой жизни больше чем нужно. Не стройте иллюзий, Дронго. Это дело вам не по зубам. Вопрос даже не в том, удастся ли вам найти Труфилова. Если даже произойдет чудо и вы его найдете, то и в этом случае он откажется работать с вами. Даже в том совсем уж маловероятном случае, если вы все же сумеете его убедить сотрудничать с группой Романенко, вам элементарно не удастся доставить его живым в Москву. У вас так мало шансов, что я даже не хочу их просчитывать. Можно сказать, что у вас нет шансов вообще. Откажитесь от этой безумной авантюры, пока не поздно. Вам не дадут довести дело до конца. Чиряев никогда не будет в Москве и не даст показаний. Это абсолютно исключено.
— Я все-таки попытаюсь, — пробормотал Дронго.
Бергман замолчал. Он смотрел на блюдо, стоявшее перед ним, и молчал.
Затем взял нож и вилку. И медленно произнес:
— Иногда я думаю, что без таких идеалистов, как вы, жизнь была бы неинтересной. Вы еще молоды. Попытайтесь. Может быть, вы и сумеете сделать невероятное. Хотя я, честно говоря, не представляю, как это у вас получится. За ваше здоровье, Дронго, — поднял он свой бокал, — оно вам очень понадобится в ближайшие дни. Будьте здоровы!
— Спасибо, — едва слышный звон бокалов нарушил тишину кабинета.
— А теперь я, снова включу свой магнитофон, — сказал Бергман, — и давайте поговорим о чем-нибудь другом. Например, о литературе. Мне говорили, что вы хорошо владеете английским. Кого из современных англоязычных писателей вы бы посоветовали почитать?
НАЧАЛО
Амстердам. 12 апреля
Я выхожу из туалетной комнаты. Выхожу и натыкаюсь на неприятного типчика, стоящего прямо у дверей. Он нервно оглядывается и шепотом спрашивает:
— Вы Вейдеманис?
У меня нет таких знакомых. Если учесть мою профессиональную память, то я могу сказать точно: никогда в жизни не встречался с этим типом. Да и вообще трудно поверить, что в такой момент в самолете оказался знакомый.
— Что вам нужно? — громко спрашиваю я. Он настороженно оглядывается.
Может, ждет Широкомордого? Наверное, я даже переоценил свои возможности, и мне не дадут долететь до аэропорта. Ликвидируют прямо в самолете. Получили соответствующее указание накануне визита — сейчас ведь никаких проблем со связью нет, у всех при себе мобильные телефоны. Так что вполне вероятно.
— Не так громко, — просит незнакомец, — не нужно кричать. Я хотел бы с вами поговорить.
— Идемте в салон, — предлагаю я, кивая на занавески, отделяющие нас от салона; — рядом со мной есть пустое место.
— Нет, нет, — отказывается он, — не стоит туда идти. Я бы хотел поговорить с вами здесь.
— О чем же? Я ведь вас не знаю. — Я опять говорю громко с таким расчетом, чтобы услышали в салоне. На случай, если он захочет меня убрать, — появляются свидетели.
— Не шумите, — снова просит он меня, — я дам вам свои координаты. В Амстердаме я остановлюсь в отеле «Виктория». Это напротив вокзала. Если хотите, встретимся там. У вокзала, сегодня в девять вечера.