Потому она точно знала, что совместный переезд сюда – решение правильное; никаких сомнений, никаких раздумий. Судьба вновь свела нас вместе, через восемь лет после нашей последней встречи мы с Эмми столкнулись в полутемном баре.
– Это знак, – возвестила Эмми.
Поскольку я была пьяна, заявление прозвучало логично, мои несвязные мысли переплелись с ее мыслями, нейронные цепи замкнулись.
Коты, видимо, тоже знак – только чего? Еще: суперлуние, мерцание светлячков в унисон со смехом Эмми и густой влажный воздух вокруг.
С тех пор при любом шуме, при любом моем вскакивании с потертого коричневого дивана или со стула у пластикового кухонного стола Эмми лишь пожимала плечами:
– Просто коты, Лия.
И все же неделями мне снились живущие под нами страшные создания. Выходя из дома, я перемахивала ступеньки одним большим прыжком, как ребенок. Воображала тварей, которые свиваются клубком или припадают к земле, только желтые глаза горят во тьме. Змеи. Еноты. Бешеные бродячие псы.
Вчера, к примеру, один из коллег-учителей обронил, что к его дому забрел медведь. Небрежно так: медведь забрел во двор. Словно речь шла о сущей ерунде – граффити на мосту или перегоревшем фонаре на улице. Подумаешь, медведь.
– Не любите медведей, мисс Стивенс? – улыбнулся коллега во все тридцать два зуба.
Он был немолод и дрябл, преподавал историю и предпочитал ее настоящему времени, носил тугое обручальное кольцо, кожа вокруг которого протестующе пучилась.
– Кто же их любит? – заметила я, пытаясь обойти историка, но тот застыл посреди коридора.
– Когда переезжаешь в медвежий край, медведей следует полюбить. – Голос коллеги звучал слишком громко. – Здесь их дом, а вы его захватчики. Где же медведям жить?
…Залаяла соседская собака, и я уставилась в щель между занавесками, стала ждать рассвета.
В подобные мгновения, несмотря на все мои надежды – лоно природы, очарование деревянных хижин с креслами-качалками, возможность начать сначала, – я жутко тосковала по городу. Жаждала его, как бодрящего глотка кофе поутру, как азарта от погони за сенсацией, как восторга от своего имени в печати.
Летом, сразу после переезда, случались периоды долгого покоя, когда череда дней приветствовала меня блаженным отсутствием мыслей. Утром я открывала глаза, наливала кофе, сходила вниз по деревянным ступеням и ощущала удивительную близость с землей, с мощной стихией, о которой раньше и не подозревала: ступни мои прорастали в почву, травинки стелились между пальцами, природа принимала меня, вбирала в себя.
Однако затем покой уступал место пустоте, и в теле начиналось некое волнение – будто оживала мышечная память.
Порой я мечтала: вот бы какой-нибудь гнусный вирус уничтожил интернет на всей планете, начисто стер о нас все данные. Тогда я могла бы вернуться. Начать заново. Стать той Лией Стивенс, которой планировала быть.
Глава 1
Характер – вот как Эмми окрестила причуды нашего домика: слабый напор воды в душе, несуразную планировку. Большие раздвижные стеклянные двери вели с крыльца прямо в гостиную и кухню, дальше шел коридор с двумя спальнями и общей ванной. Обычная входная дверь располагалась в другом конце коридора и смотрела на лес, словно при закладке домику придали правильные габариты, но неправильную ориентацию.
Пожалуй, самое лучшее в домике было то, что он – мой. Хотя это не совсем верно. Мое имя стояло в договоре аренды, моя еда лежала в холодильнике, мое моющее средство оттирало цветочную пыльцу с раздвижных стеклянных дверей.
Однако сам дом принадлежал другому человеку. Мебель – тоже. Я мало что привезла с собой из Бостона, из односпальной квартирки в знаменитой высотке Пруденшел-центра. Да и не так уж много вещей я там нажила: барные стулья, не подходящие к стандартному столу; два комода, небольшой диван и кровать, которую дешевле выкинуть, чем транспортировать.
Возможно, мое критическое отношение к нынешнему жилью вызвали мамины слова?
Я решила объяснить ей свой отъезд из Бостона благородными мотивами, сыграть на ее любви к милосердию и порядочности. Друзьям она характеризовала нас с сестрой так: «Ребекка помогает тем, кого можно спасти, а Лия говорит от имени тех, кого спасти нельзя». Поэтому кардинальные перемены в моей жизни мама наверняка преподнесет под соусом: «Дочь решила сделать перерыв в карьере – ради помощи нуждающимся детям». Если уж кто и сумеет всех убедить, то только мама.
Я выдала идею переезда за свою, не стала рассказывать, что на самом деле я просто ухватилась за чужой план, что мне больше некуда податься, что чем дольше я бездействую, тем теснее смыкается вокруг меня кольцо.