Я перебрала металлические вешалки с одеждой покрасивей. Платье без рукавов, слишком легкое для нынешней погоды; кардиган, его Эмми накидывала на плечи, когда мерзла вечерами. А это? Я с удивлением узнала собственную черную рубашку. Эмми никогда не заимствовала мои наряды, хотя я с удовольствием дала бы их поносить. Я отбросила рубашку на кровать и продолжила ревизию. Обнаружила еще три своих блузки, которые сочла утерянными при переезде. Интересно, замечала ли Эмми, что ходит не в своих вещах?
Она приехала сюда с минимальным багажом, в буквальном смысле начала с нуля. Именно такой я ее знала – уходя, Эмми не забирала с собой ничего. Ее немногочисленное имущество – машина, мебель – раньше принадлежало кому-то другому.
Я напрягла память, вернулась в утро с совами. Попробовала четко представить Эмми. Она была босиком. Трогала цепочку. Что еще? Голое плечо? Или разноцветная футболка? Или вот эти длинные лосины?
Я зажмурилась, увидела Эмми в профиль. Прищуренные глаза, изгиб шеи, улыбка.
Перестань, сказала она.
Что перестать?
Переживать. Твое привычное состояние.
Как я могла не переживать? Став взрослой, я наблюдала за всякими зверствами с очень близкого расстояния – поэтому ждала их отовсюду. По-настоящему история начинается не сначала – не тогда, когда человек исчезает. Она начинается, когда его находят. Эмми исчезла, и я теперь ждала чего-то неотвратимого – словно где-то тикали часы, остановить которые не в моей власти.
Я обыскала все вновь. Вдруг что-то пропустила в первый, второй раз? Наконец опять уснула в кровати Эмми, в окружении того, что от нее осталось.
Субботнее утро, щебет птиц. День начинался как ни в чем не бывало. Это тоже заметно, когда берешь интервью у людей после трагедии, – их удивляет обыденность. Сад нужно поливать, как всегда, и газету по-прежнему доставляют на рассвете, и на автобусной остановке хохочет детвора. А ваши чувства – только ваши, и переживать их приходится в одиночку.
Следовательно, в понедельник я должна идти на работу. Должна выставлять оценки. Выполнять задания на сертификационных курсах. Преподавать.
Я проверила телефон. Ночью никто не звонил, полицейских я тоже не слышала, даже если они и патрулировали возле дома.
Я написала электронное письмо в телефонную компанию, попросила нужную копам информацию, затем решила отвлечь себя работой.
Достала из вместительной сумки школьные сочинения и села с ними в кухне – ждать новостей. Бездействовать, просто ждать, я не умела, а тетради обещали хоть какое-то занятие.
Сочинения можно было разбить на две категории: за и против Дейвиса Кобба; в одних поддержка или обвинение звучали более явно, в других – менее. Некоторые ученики, наверное, даже не сознавали, что высказывают определенное отношение, но я считывала его безошибочно. Они либо растрачивали чернила на сетования – ах, как небезопасно в школе! – либо использовали их в защиту тренера. Я рассортировала работы по стопкам.
Первое сочинение, Молли Лафлин, винило во всех бедах приезжих. Я решила отнести его к категории «за Кобба», ведь он был родом отсюда. Не из чужаков – вроде меня, – которые, по мнению Молли, представляли угрозу для учеников.
Мальчики в основном защищали Кобба, причем не маскируясь.
Тренер Кобб честный человек и отличный тренер. Я знаю его много лет. Против него нет вообще никаких доказательств. Это охота на ведьм.
Ну да, сейчас ведь разгар баскетбольного турнира. А тренера Кобба не допустили в школу. Администрация решила, что для всех будет лучше отправить его в отпуск, пока история как-нибудь не рассосется. Принять такое решение помогли вопли родителей и пресса. Слухи о том, что Кобб изводил меня звонками и даже преследовал, уже наверняка начали циркулировать. За неделю они разлетятся по городу, я не смогу этому помешать.
Коннор Эванс удивил – попал в стопку «против», один из немногих мальчиков.
Мы все сидим в одном классе и слышим – доверяйте друг другу. Нас учат – добро повсюду, а зло редкость. А потом выясняется, что добро было маской. Что мы слишком доверчивы. Теперь нам говорят – думайте о себе, заботьтесь о себе, приглядывайте друг за другом и рассказывайте об увиденном. А кому рассказывать? Если не понятно, кому можно верить? Как узнать, кто носит маску?
Я взяла следующее сочинение.
Тренер Кобб невиновен, все это бред собачий. Я знаю, почему вас вызывали в канцелярию. Знаю.