Критика, сомнение, упреждающая шпилька в адрес моей гипотетической недоработки.
Впрочем, разве не этого мы хотели, не об этом откровенничали вечерами в баре под очередную рюмку: даешь свободу правде! Мне наконец выпала такая возможность.
– Рано или поздно правда выйдет наружу, – сказала я. – Если я надавлю, кто-нибудь откликнется.
Я искренне верила: правда обязательно всплывет на поверхность, как пузырьки в кипящей воде.
Однако Ной уже охладел к беседе.
– А если не откликнется? – Он покачал головой, неодобрительно поджал губы. – Тебе не стать мученицей, Лия. Тебя просто распнут.
– Так это и есть мученичество, Ной.
Он отмахнулся от меня, его больше не интересовала шутливая семантика – как бы исказить смысл слов, чтобы выиграть спор, как бы нанизать их повыгодней, чтобы перейти в наступление.
– Чего ты хочешь: осветить новость или сама ею стать? – поинтересовался Ной.
Хотела я одного: вернуться назад, в тот миг, когда это имя впервые прозвучало из уст Пейдж, и остановить ее.
Я познакомилась с парнем, Аароном. Мы оба пришли к преподавателю писать тест, и оба получили «неуд». Аарон заметил: «У меня лучше не списывай. Я приношу несчастье».
Пейдж поднесла палец к губам, пряча улыбку, заглушая смех.
Для меня Аарон существовал больше в мыслях, чем в реальности. Пойти к Аарону. Остаться у Аарона. Даже когда он обрел материальные очертания, все равно остался приложением к Пейдж. Возможно, это и было моей первой ошибкой: воспринимать Аарона сквозь призму Пейдж…
Ной сбежал без оглядки.
Ты разрушишь свою карьеру, и ради чего? Ради какого-то дохлого призрака?
Разрыв, к которому мне следовало быть готовой. Наверное, если бы я не погрузилась в свою историю с головой, то заметила бы его приближение. Обычно я чувствовала, когда все меняется, когда начинается спад; умела определять точку, из которой возврат уже невозможен. Без сомнения, мы тогда оказались именно в этой точке.
Я стала зацикленной, слишком серьезной, прямо-таки одержимой – я всегда была такой, только поначалу Ной не желал этого замечать. Мы оба стремились к высокой цели. Я – к правде. Ной – к карьере.
Еще до него у меня были мужчины, которые на третьем, четвертом, десятом или одиннадцатом свидании достигали неминуемой точки разрыва. Что-нибудь случалось, некий надлом, и наружу вдруг проглядывала другая Лия, тайная; девушка, которая прожила одно лето с Эмми – не такая собранная, цельная и незыблемая. Тогда мужское лицо искажалось, на нем проступало замешательство, в голове происходила лихорадочная переоценка. Между нами начинала расти пропасть, и я предвидела финал. Иногда, будучи в особенно мазохистском настроении, я обрывала отношения сразу, в конце того же свидания. Правда, чаще спускала все на тормозах, наблюдала, ждала.
Не могла отвести взгляд. Препарировала собственный провал. Будто я – не я вовсе, а смотрю на все со стороны.
Вот она, Лия Стивенс, совсем не такая, какой ее считали. Видите, как он отпрянул? Сменил тему? Украдкой оглянулся?
В поражении присутствовало некое удовольствие, потому что я могла все разложить по полочкам…
Однако та история полностью завладела моим вниманием, и все последующее обрушилось, точно гром среди ясного неба: причина, по которой Ной меня бросил, шеф Логан уволил, а Пейдж раздобыла судебный запрет на мое приближение. Причина в том, что они считали меня одержимой – одержимой им.
Прозвенел звонок с уроков, и я собрала вещи. Хотелось прочитать сочинения – вдруг кто-нибудь рассказал о чем-то? Вдруг среди множества слухов я отыщу крупицу правды?
В открытые двери класса постучали, и Тео помахал с порога голубым бланком.
– Здрасьте. Мистер Шелдон разрешил мне отсидеть наказание сегодня. – Тео произнес это с такой интонацией, словно позволения попросил, а сам уже просунул голову внутрь. Мистер Шелдон, видите ли, дал разрешение. – Хочу поскорее отстреляться, – добавил мальчишка.
Я хотела того же. В коридоре болтали школьники, ходили учителя, двери стояли открытыми. Я глянула на часы.
– Да, входи.
У моего стола Тео помедлил, потоптался с ноги на ногу. Я подняла на него глаза.
– Вы дадите мне какое-нибудь поручение? – спросил он. – Некоторые учителя просят убрать в классе.
От мысли, что Тео Бертон все здесь обшарит, мне стало неуютно.
– Тебе задали что-нибудь на дом?
Он достал тетрадь на спиральной пружине.
– Вот. Правда, это история.
В класс заглянула Кейт Тернер, увидела ученика, бросила:
– Зайду позже, – и исчезла.