Глава 13
Мне не терпелось прочесть сочинения. Уже через пять минут после приезда домой я выложила работы на кухонный стол и прижала стопку гномом. Открыла окно над раковиной – пусть воздух циркулирует, пусть изгоняет из дома пустой, нежилой дух, – и страницы зашелестели на ветру.
Листок Тео шел первым. Он опоздал и положил свое сочинение поверх стопки, хотя и не потрудился его подписать.
Тренер арестован за нападение. Учительницу вызывают к директору, она явно напугана.
И ты гадаешь, чего она боится.
Вот почему я предлагаю ввести в нашей школе следующие меры безопасности: пусть к учителям относятся так же, как к нам. Пусть их периодически обыскивают, а нам дадут возможность заглядывать в их жизнь – как они заглядывают в нашу. Им известны наши адреса, номера телефонов, имена родителей, наши дни рождения, номера социальных страховок. В школе дисбаланс власти, и учителя прекрасно это понимают.
Я едва не выплюнула то, что пила. Петиция выглядела смехотворно. Звучала убедительно. И была правдой. Вот только правда эта в устах Тео Бертона теряла свою остроту. Интересно, он трепал мне нервы лишь от скуки или причина крылась глубже?
Остальные сочинения напоминали инструкции из разряда «как функционировать в состоянии ужаса». Предлагали одни и те же меры безопасности: по два наблюдателя-старшеклассника в каждый туалет; разрешение не отключать мобильные телефоны; ученики должны ходить в туалет и на школьную стоянку парами, как в детском саду. Камеры в классах. В коридорах. В туалетах.
Школьники употребляли выражения «подотчетность», «право на личную жизнь» и «дистанционное обучение». В словах детей я слышала мысли родителей. Никаких загадочных записок. Никаких сплетен и слухов, ничего, что можно было бы привязать к «ЭТО СДЕЛАЛ НЕ КОББ».
Я ошибалась. В сочинениях не оказалось посланий для меня. Дети просто выполняли задание. Я слишком многого ждала. Надеялась, что где-то в этом море лиц прячется человек, похожий на меня, – человек, который знает, где искать правду, и хочет довериться подходящему собеседнику.
Записку про Кобба, наверное, подсунул Тео: решил пошутить, пощекотать мне нервы. Ту же цель он преследовал и в нынешнем задании – задании, где я предоставила ученикам полную свободу и разрешила остаться анонимными.
Услышав предостережение Митча, я поняла, что история с Коббом обернется против меня, – если состояние Бетани Джарвиц не изменится. Я больше ничего о ней не слышала – ни от полицейских, ни от учеников, ни от коллег. Она словно уже стала призраком. Который если и очнется, то вряд ли что-нибудь вспомнит.
Я хотела одного – чтобы это закончилось. А единственный человек, которому я могла спокойно излить душу, пропал.
Пространство, занимаемое Эмми, притягивало меня все настойчивей, требовало внимания. Я завела привычку спать в кровати Эмми. Примерять ее одежду и смотреться в зеркало, чтобы помнить. Я играла с часами Джона Хикельмана: то надевала их на запястье, то снимала. Сидела на земле, скрестив ноги, пялилась в лес. Гадала, на что же тогда смотрела Эмми.
Ш-ш, сказала она.
Не шуми.
Будто я могла спугнуть что-то. Или наоборот, что-то спугнуло саму Эмми?
Взбалмошной Эмми бывала, пугливой – никогда. Она умела отбрить любого. Восемь лет назад наше окружение постоянно менялось; в то лето лишь мы с ней оставались величиной постоянной. По будням я ходила на стажировку, а Эмми спала дома; к моему возвращению она была уже одета и отправлялась развлекаться в бар на другом конце города. По выходным Эмми работала целыми днями. Однако вечера пятницы и субботы принадлежали нам. В такие вечера она махала мне из глубины жаркого, потного бара, звала к себе; отпихивала кого-то, освобождая место; обнимала меня за плечи, и я чувствовала себя как дома. «Давай потанцуем», – предлагала Эмми, и я цеплялась пальцем за ее пояс, чтобы не потеряться в толпе.
В конце концов, в разгар шуток и смеха, в разгар выпивки с новообретенными друзьями и с какими-то вечно улыбающимися людьми, Эмми шептала мне на ухо: «Скука смертная, пошли отсюда» – и мы, голова кругом, вываливались в ночь, пьянящую, наэлектризованную и нашу.
Остальных Эмми держала на расстоянии. Даже парней, которых время от времени приводила домой.
Правда, я разгадала ее важную тайну – причину, по которой Эмми пригласила меня к себе: она ненавидела одиночество. Потому и дала мне приют восемь лет назад, несмотря на мое безденежье. Потому и заводила случайные знакомства по будням, когда ходила гулять без меня. Потому любила голоса за окнами, не стихавшие по ночам.