Ребекка со смехом заявила, что предпочла бы звонки по утрам, как у меня, – мол, выполнила свой долг, и дальше целый день свободна, – но я ей позавидовала. Я-то потом все воскресенье прокручивала в голове состоявшуюся телефонную беседу и размышляла над своими грехами.
В прошлые выходные я увильнула от разговора с мамой – сказала, что мне нужно подогнать учебу на преподавательских курсах. Однако если бы мама услышала подобную отговорку второй раз подряд, то забеспокоилась бы (я запустила занятия? правильно ли я распределяю время и приоритеты?). Самое смешное – в эти выходные мне и правда нужно было подогнать учебу.
Я ответила после первого же звонка – лучше покончить с разговором поскорее, прыгнуть грудью на амбразуру.
– Привет, мам.
– Доброе утро, Лия. Как продвигается обучение молодого поколения?
– Хорошо. Работы много. Скоро экзамены, я проверяю уйму заданий, выставляю оценки.
Я начала мыть кухню и протирать безделушки Эмми. Я давно поняла: беседуя с мамой по телефону, лучше одновременно делать что-нибудь еще – чтобы давать выход нервной энергии. Со времени моего отъезда из Бостона я постоянно вынуждена была что-то доказывать маме.
– Ребекка тоже очень загружена, – сообщила она. – То ли в аспирантуру поступает, то ли в какую-то научную программу, а число соискателей огромное… Подробностей не знаю. Может, ты в курсе?
– Нет, не в курсе.
Что бы ни утверждала мама, она прекрасно знала, чем именно занята ее старшая дочь. Мне просто завуалированно напоминали, чтобы я не отставала от сестры, – мама упрямо питала подобные надежды, хотя мы с Ребеккой никогда не соперничали. Давным-давно наша мать решила: конкуренция – залог успеха. Мы с Ребеккой не поддержали этой идеи – взяли да и разошлись как в море корабли, причем настолько далеко друг от друга, что нас никак нельзя было поместить в одно конкурентное поле.
По мере взросления я начала понимать, почему мама так на нас давит. Она осталась с двумя дочерьми: отец ушел, когда одной было пять, а другой восемь лет. Он создал новую семью, знакомство с которой меня не интересовало. Вторая попытка, повторный дубль. Мама получала вполне приличные алименты, чеки поступали вплоть до моего восемнадцатилетия.
Растила мама нас в одиночку. После ухода отца она заставила себя пойти в колледж медицинских сестер и позаботилась о том, чтобы мы стали самостоятельными и независимыми. Чтобы никто не смог выбить почву у нас из-под ног, как это произошло с ней самой. Я плохо помню то время – лишь соседку, которая часто за нами присматривала, – но вот Ребекка, наверное, сохранила больше воспоминаний. Не потому ли она чуть целеустремленней, чуть мужественней, чуть выносливей меня? Возможно, сестра знала, какой была наша мать раньше, и бежала от этого? Возможно, помнила дни, недели или даже месяцы – пока мама не взяла себя в руки и не устремилась вперед?
Ребекка сумела стать независимой. Оправдала все мамины надежды: окончила медицинский университет, с отличием прошла интернатуру, обеспечила себе надежный кусок хлеба. Если жизнь делала неожиданный поворот, у Ребекки обязательно имелся запасной план. Ее никогда не предавал парень, никогда не стучал на нее шефу. Она никогда не жила милостями окружающих – на выдвижном диване, в полуподвальной квартире, с оголенными нервами.
По словам мамы, Ребекка являлась человеком практичным. Способным решительно взяться за любое дело и все уладить. В трудные времена Ребекка была незаменима.
Я же, наоборот, имела склонность к глубоким чувствам и слишком полагалась на других. Притягивала неприятности, они бурлили и разрастались, пока не накрывали меня с головой. Я бросалась в работу, в историю, в отношения – без оглядки, без всякого запасного плана, и каждый раз удивлялась, когда меня сбивало с ног, и цеплялась потом за что угодно. Возможно, я была ходячим оскорблением знаменитому маминому феминизму?
Однако, когда я окончила колледж с дипломом журналиста, мама выглядела не менее счастливой, чем на выпуске Ребекки.
– Молодец, – похвалила мама. – Ты сумела обратить свои слабые стороны в сильные.
Полагаю, речь шла о моей «нездоровой тяге к ужасному», как выражалась мама. При этих словах она неизменно морщила нос. У меня были не самые приятные увлечения: я читала жестокие триллеры, смотрела документальные фильмы на криминальную тему, пролистывала некрологи – разгадывала любые загадки. А потом я обратила эти «ужасы» в нечто стоящее, выстроила вокруг них жизнь. Подслушанные несколько лет назад слова грели меня изнутри: «Ребекка помогает тем, кого можно спасти, а Лия говорит от имени тех, кого спасти нельзя». Мы по-прежнему были двумя сторонами одной монеты, парой, целым…