Машина Эмми уже стояла на эвакуаторе, прибыла новая бригада. Многие зрители ретировались, хотя не все. Начиналась неприятная часть действа, зверская часть. Ее не освещают в печати – такое отпугивает людей. Правда. Душераздирающая правда, свидетелями которой становимся лишь мы.
Женщина в форме предложила мне шоколадный батончик. Как будто мой срыв спровоцировало резкое понижение уровня сахара в крови! Тем не менее я развернула угощение, откусила. Кровь вновь бросилась в голову.
Четкая картина места происшествия.
Я опустила голову на колени, словно отдыхая, стала подглядывать. Фотограф делает снимки с разных углов. Улики, машина, расположение, все снабжено ярлыками, помечено и еще раз сфотографировано. Подготовка к извлечению тела. Плотные перчатки, защитные маски и костюмы поверх одежды – для тех, кто будет выполнять грязную работу. Кайл чуть в стороне, руки по швам, наблюдает. Тело, одеревенелое и раздутое, выдергивают из автомобиля. Оттуда опять льется вода. На лицах гримасы отвращения. В воздухе что-то витает, густое и приторное.
Вновь фотографирование – извлеченного из ловушки тела. Осмотр. Кайл указывает то ли на лицо, то ли на шею, просит сделать снимок крупным планом. Наконец находку накрывают, застегивают в мешок, поднимают на носилки. Двое мужчин толкают носилки на расшатанных колесах вверх по склону. Направляются в мою сторону, прямо на холм…
– Вставайте, нужно отойти с дороги, – произнесла женщина.
За носилками тянулся хвост из полицейских, взгляды в землю. Кайл еще побродил возле машины, указал места, которые нужно осмотреть или пометить. Запрыгнул на эвакуатор, оглянулся на меня – коротко, на миг. Кивнул какому-то мужчине, тот вскрыл багажник машины. Кайл посмотрел внутрь, я затаила дыхание. Представила открывшуюся картину, будто сама встала рядом. Представила, как твердеет его лицо от увиденного.
Однако ничего не произошло, он лишь покачал головой, произнес что-то непонятное, вновь оглянулся на меня.
– Как вас зовут, милая? – спросила женщина.
Я не ответила – к нам шел Кайл. Как только он оказался на расстоянии, достаточном для общения на нормальной громкости, заговорил:
– Лия, возвращайся домой. Тебя подвезти?
Ни слова о картине, которую мы наблюдали. Ни слова о теле, которое он осматривал и ощупывал. Ни слова о той, кого – мы оба это знали – боялся увидеть внутри багажника.
– Нет, я на машине, – проскрипела я, пересохшее горло саднило.
– Откуда ты здесь взялась?
– Ученики… Ученики сказали, что из озера поднимают машину. Коричневую. Старый универсал. Как у Эмми.
Кайл посмотрел в сторону оставшихся зевак с телефонами в руках. Информация распространяется быстрее, чем полиция и журналисты успевают отделить факты от домыслов.
– Это ее машина? Ты уверена?
Я решительно выпятила челюсть. Я понимала, что именно повлечет за собой мой ответ. Расследования не избежать. Сейчас я открою рот, скажу правду – и свяжу себя с судьбой Эмми, с ее делом. Меня охватила невыносимая грусть, ощущение потери чего-то, чему я не могла дать определения.
– Да, – произнесла я. – Это ее машина. Внутри был только он? – Я понизила голос. – Джеймс Финли?
Кайл покосился на женщину рядом со мной. Ответил, тщательно подбирая слова:
– Внутри был мужчина. Возвращайся домой. Я подъеду позже, хорошо? Тогда все и обсудим. Только закончу здесь.
Я потрясла головой, пытаясь прийти в себя и сориентироваться.
– Мне надо на работу.
Кайл коротко кивнул, женщина положила руку мне на спину и повела к стоянке. Я на ходу посмотрела назад. На машину Эмми. На все, что теперь в прошлом.
Полицейские заглядывали в машину со всех сторон. Они не представляли, что именно искать или как распознать нужную находку.
Я сидела в автомобиле возле школы, на преподавательской стоянке. Шла вторая пара; вернись я назад в разгар урока, это привлекло бы столько же внимания, сколько и мой недавний побег. Поэтому я откинула голову на подголовник и зажмурилась. Вновь увидела лицо Джеймса Финли – каким оно было в тот единственный раз, когда наши глаза встретились. Финли втянул щеки, прикуривая сигарету, полоснул по мне взглядом…
Воспоминания оборвал резкий шум. Топот ног, смех, мальчишеские крики. Обеденный перерыв. Старшеклассники, которым в это тридцатиминутное окно разрешалось покинуть территорию школы. Короткое бегство из тюремной камеры, от вечных требований и ожиданий взрослых… «Что может произойти за тридцать минут?» – видимо, рассуждали в администрации. Все происходит мгновенно. И может измениться в секунду.