«Молодец!» – улыбнулась я. Папа. Мои родители тоже были там, они приехали, чтобы остаться на несколько дней, и моментально подружились с моими соседями – Джо, Дженни и Клайвом, с которыми я теперь виделась почти ежедневно. Они сейчас суетились в кухне, делали аккуратные бутерброды и выкладывали их на тарелки. Они сами настояли на том, чтобы готовить закуски для этой вечеринки. Повсюду – на спинках стульев и на дверных ручках – были привязаны воздушные шары, мерно покачиваясь на длинных нитях. Синие шары были предназначены для приветствия почетного гостя.
Я повернулась, чтобы посмотреть на него, и он взглянул на меня широко открытыми глазами. Я протянула руку и нежно погладила его по лбу, затем медленно переместила руку к горлу, проводя пальцами по багровому шраму. Он уже не так болел и не кровоточил, но это было безобразное напоминание о том дне, когда моя жизнь изменилась навсегда.
Дэнни все еще был в бегах. И Куинн тоже. Полиция держала меня в курсе еженедельно, но с каждым звонком они начинали говорить все короче и все меньше давали мне информации. Сначала на полицию обрушились бесчисленные звонки от людей, которые считали, что видели Дэнни в ресторане в Марбелье, или Куинна, работающего в супермаркете на Манхэттене, или их обоих, путешествующих автостопом, на обочине дороги на пляже Бонди. Но ни одно из сообщений ни к чему не привело, и отчеты начали медленно иссякать.
Хелена и Девон – так я их теперь называла, потому что формальности вроде «главный инспектор» и «детектив» были в прошлом, тоже сегодня были в гостиной. Они заглянули на вечеринку после работы, и я была рада не только потому, что у меня теперь так много друзей, но и потому, что рядом с ними я чувствовала себя в безопасности. В конце концов, они спасли мне жизнь. Спасли две жизни, потому что если бы я умерла, он бы тоже.
Я снова посмотрела на него, его веки слабо подрагивали. Он был до самого подбородка укутан в мягкое белое одеяльце, у его ног приютился плюшевый мишка в ярко-голубую полоску. Я взялась за ручку коляски и начала ее покачивать. Мой ребенок. Мой сын. Когда врач сказал мне в тот день в больнице, что я беременна, потрясение было настолько сильным, что целую минуту я не могла вымолвить ни слова. Беременна? Я действительно похудела за предыдущие несколько недель. Теперь я могла понять, что за состояние у меня было в последнее время – усталость, приступы тошноты. Я думала, что все это было реакцией на стресс из-за исчезновения Дэнни. Я предполагала, что могла забеременеть еще в январе, за две недели до переезда в Бристоль. К этому времени он уже убил двух человек в Лондоне и задумал свой побег. От этой мысли я содрогнулась. Как он мог заниматься любовью со мной, зная, что он сделал и что собирался сделать? Зная, на какой ад он меня обрекает?
Когда я лежала в больнице, выздоравливая после того, как отец моего ребенка перерезал мне горло, пытаясь убить, у меня возникли мысли о прерывании беременности. Как мне рожать ребенка, которому когда-нибудь придется рассказать, что его отец – серийный убийца? Но почти сразу я отбросила эту мысль. Я уже чувствовала присутствие этого малыша в моей жизни, я ощущала в себе его жизненную силу. А убийств и так уже было достаточно.
И вот он здесь, мой ребенок, родился всего несколько дней назад, и мы собирались отпраздновать его рождение. Единственным человеком из близких, кто к нам сегодня не приехал, была Бриджит. И хотя мы теперь пытались потихоньку выстраивать отношения, созваниваясь по телефону, я знала, что нам с этой пережившей столько горя женщиной предстоит пройти еще долгий путь в этом направлении. Она провела так много лет, скрывая жестокое обращение своего мужа, что закрылась от мира, и ей было сложно теперь впускать кого-то в свою жизнь. Особенно сейчас, когда она узнала, что ее родной сын – серийный убийца. Казалось, она справляется с этим так же, как справлялась со всем, что ей пришлось пережить раньше, – молча и в одиночестве. Но, во всяком случае, она брала трубку, когда я звонила, расспрашивала меня о ребенке и даже прислала поздравительную открытку.
Мы, конечно, никогда не стали бы по-настоящему близкими, я знала это, но, по крайней мере, я хотела, чтобы у меня была возможность хотя бы изредка ее навещать, приезжать к ней с ее внуком, ребенком, которого мне предстоит растить в одиночестве. «Но мы справимся, мы вдвоем, не так ли? Точнее, втроем», – поправила я себя, когда услышала лай Альберта.