Если бы она держала тарелку, то тут же ее уронила.
― Как, черт возьми, он выяснил это?
Себастьян пожал плечами и вернулся к сортировке ее писем.
― Ты должна знать это — люди в нашем кругу сплетничают, милая. А ты одна из самых больших сплетен в «Санктуме», ― он поднял глаза и посмотрел на нее суровым взглядом. ― Мы будем работать над этой проблемой.
Это не сплетни.
― Мой отец не из нашего круга.
Удовлетворение разлилось на лице Себастьяна.
― Так вот как ощущается, когда Тиффани Хейес чего-то не знает. Приятно, на самом деле. Теплое чувство прямо тут, в груди. Да, я могу привыкнуть к этому.
Вот же засранец.
― Расскажи мне. Себастьян, если ты не сделаешь этого прямо сейчас, то я...
Этот взгляд в его глазах заставил ее остановиться. Он потемнел, и когда мужчина заговорил, его голос понизился. Она поняла, что ходила на грани его терпения.
― То ты что, моя хорошая? Я подумаю, после того, как ты скажешь.
И он говорил, что не сможет доминировать над ней с этого гребаного кресла.
Она чертовски хорошо знала, что он был раздражен, и только ей решать, как усмирить дикого зверя. Девушка должна быстрее придумать, как вытащить осколок из его бедной «лапы» души, но для этого все еще нужно было немного подготовиться. Тиффани обошла столик и упала на диван рядом с ним.
― Я хотела сказать, что если ты мне не расскажешь, то я заплáчу.
Он поднял руку и коснулся ее щеки костяшками пальцев.
― Уверен, что так и будет.
Себастьян вздохнул и внимательно посмотрел на нее.
― Я говорил тебе, какая ты сегодня красивая?
― Ты вроде как имел это в виду один или два раза, ― она улыбнулась и напомнила себе, что терпение было словом дня. ― Думаю, вы тоже ничего, сэр.
― Предпочитаю Мастер, ― ответил он быстро. ― Мне нравится, как именно ты это произносишь. Знаю, это идет вразрез с тем, о чем мы говорили, но я хочу попробовать. Мне нужно, чтобы ты была честна со мной о том, что чувствуешь, когда мы начинаем играть. Мне понадобится больше контроля, чем ты сможешь мне дать. Я знаю, что Дина и Эрик играют по-простому, но мне нужно больше.
Она знала это. Девушка также понимала, что были вещи, от которых она хотела бы избавиться, чтобы не беспокоиться. Вещи, которые он любил с ней проворачивать. Тиффани была неорганизованная. Себастьян любил хранить вещи и тщательно и подробно описывал не только каждое вино, которое он пробовал, но и домашние дела, такие как планирование смены воздушных фильтров. Она даже не знала, что их нужно было менять. Так можно было сказать о многом в ее квартире.
― Мы не в «Верхних», Мастер. Хотя я никогда не буду счастлива, если ты будешь выбирать мне одежду.
Ей не нравилась мысль об этом. Некоторые сабмиссив позволяли своим Мастерам выбирать все: от еды до одежды, чтобы планировать дни.
Себастьян взял ее за руку и нежно потянул к себе.
― Посиди со мной.
Ее сердце мгновенно растаяло. Это было именно то, чего девушка хотела. Себастьян нуждался в любви и теперь просил об этом. Ну, он просил об этом так, как мог бы только Дом. Тиффани отодвинула почту в сторону и села ему на колени. Такие удобные колени. Ну, кроме жезла, который внезапно уткнулся ей в бедро.
― Мне нравится сидеть с тобой.
― И мне. Думаю, мне нравится это больше, чем когда ты у моих ног, ― он нахмурился. ― На самом деле, я не чувствую тебя на своих ногах, так как оставил их в Афганистане.
Он пытался пошутить, это было заметно. Она усмехнулась.
― Мне нравится быть ближе к тебе.
Мужчина обнял ее, удерживая на месте.
― Ты и представить себе не можешь, как мне приятно быть так близко к тебе. Это вызывает привыкание. Ты вызываешь привыкание. Так что, если я не смогу выбраться из этой ловушки, которую ты поставила, мы должны хотя бы договориться об условиях. Я никогда не буду контролировать твои творческие мотивы. Одежда для тебя, украшения, работа, — это все в твоей компетенции. Ты, вероятно, захочешь переделать квартиру или любое другое место, которое мы выберем, и я с радостью позволю тебе это. Я буду контролировать все, что требует точности.
Она могла справиться с этим.
― Но я оставляю за собой право тыкать тебя, когда буду думать, что ты о себе не заботишься.
― Обещаю справиться с этим поизящней.
Была одна вещь, с которой она не могла смириться.
― Пожалуйста, скажи мне, что мой папа не Дом.
Себастьян улыбнулся, и не было никакого способа описать это, кроме как «прекрасная улыбка».
― Я не говорил, что твой отец Дом. Я не хочу врать своей прекрасной сабе.