«В замечаниях матери есть определенная доля иронии», — подумала Линн, присаживаясь у окна своей спальни и с наслаждением прихлебывая дымящийся кофе. Их с Адамом вряд ли можно обвинить в этом. Ведь со дня их первой встречи до любовной близости прошло шестнадцать лет, рекордный срок в нынешнее время. Тепло и глубина их дружбы препятствовали всему остальному, не давали сказать правду о том, что они испытывают друг к другу как мужчина и женщина. Даже в минуты обоюдной страсти она боится признаться Адаму, что любит его. И все-таки Адам знает больше про ее секреты и мечты, чем кто бы то ни было.
Линн откусила намазанный джемом бисквит и нервно заходила по спальне.
Может, Адам страдает от тех же проблем, что и она? Он признался, что влюблен в какую-то неизвестную женщину, а так ли это на самом деле? Не может ли он преувеличивать свои чувства к какой-то случайной подружке, чтобы скрыть свою тягу к Линн? Трудно вообразить Адама — холодного, уверенного в себе Адама, — чтобы он не решался рассказать об этом, но она все-таки предположила, что такое возможно.
Восхитительные бисквиты зарядили ее тело новой энергией. Она сполоснула руки и вытирала их, когда в дверь постучали. Бросив на кровать полотенце, она крикнула.
— Кто там?
— Это я, Адам. Хочу поговорить с тобой. Можно войти?
— Если речь пойдет о «Комплексе», то я не хочу и слышать об этом.
— Нет, не о «Комплексе». Я расскажу тебе о женщине, которую люблю.
Она слегка приоткрыла дверь.
— Неделя выдалась нелегкая, Адам, и у меня иссякли запасы великодушия и благородства духа. Я вовсе не уверена, что сейчас мне хочется выслушать твой рассказ про нее.
— И все-таки я считаю, что тебе стоит послушать. Мне понадобилось почти шестнадцать лет, чтобы набраться мужества и признаться ей в любви. Неужели тебе не интересно послушать, каким дураком я буду выглядеть, если в чем-то ошибусь?
Надежда затрепетала в ней, от волнения дыхание ее стало прерывистым. С тяжелым вздохом Линн ответила:
— Что ж, заходи. Раз все настолько серьезно, тебя стоит послушать.
Он вошел и тихо прикрыл за собой дверь. Свет из окна падал на его лицо, подчеркивал орлиные черты и густоту светлых волос. Он показался ей невероятно красивым. Если греческие боги могли ходить с загорелыми лицами, то Адам, должно быть, походит на них.
Она опустила глаза, боясь, что они ее выдадут.
— Может, присядешь? — спросила она.
— Нет, спасибо, не сейчас. Пожалуй, стоя я лучше справлюсь с задачей. — Адам подошел к маленькому камину и прислонился к деревянной полке. — С чего же начать? Не хочешь ли послушать, когда я впервые понял, что влюблен в нее?
— Да, говори. Мне это любопытно.
Знакомое насмешливое выражение зажглось у него в глазах, когда он повернулся и взглянул на нее, но Линн поняла, что его ирония обращена на себя самого.
— Это было накануне школьного выпускного бала, и любовь моей жизни впорхнула вся из себя расфуфыренная в родительскую гостиную, держа за руку смазливого восемнадцатилетнего юнца. На ней была тонкая кисея — а что же еще? — а на нем смокинг, немного узкий в плечах. Он был капитаном футбольной команды, весь из себя мускулистый и гордый, как индюк. Бурля от восторга, она протанцевала по комнате и поцеловала родителей, а потом и меня. Проклятый футбольный капитан даже бровью не повел. Ему даже в голову не пришло ревновать к человеку, принадлежащему явно к другому поколению. Он поздоровался за руку с ее родителями, потом со мной. Вежливый парень. Называл меня «сэр». Пожимая ему руку, я изо всех сил сдерживался, чтобы не забить его безупречные белые зубы прямо в красивую глотку. Мне потребовалось две минуты на то, чтобы осознать, что я безумно влюблен в эту девчонку, которой еще нет восемнадцати лет, а еще десять секунд на то, чтобы решить, что, поскольку мне уже почти двадцать семь, все безнадежно и нужно поскорей ее разлюбить.
— И что же? Тебе это удалось?
— Не так быстро, как следовало. Эта самая девчушка не помогала мне в этом. В то лето перед колледжем она, по-моему, решила, что слегка в меня влюблена. Или просто хотела испытать свои сексуальные крылышки на казавшихся ей безопасными водах. Не думаю, что она понимала, каким испытаниям подвергает мое самообладание в те жаркие летние месяцы. Она придумывала тысячи разных причин, чтобы оставаться наедине со мной, и когда мы лежали рядом где-нибудь на пустынном берегу реки или бродили поздно вечером по саду возле спящего дома, начинала флиртовать со мной. Конечно, без всякого опыта, с тем наивным удивлением, которое делало ее еще более восхитительной в глазах прожженного двадцатисемилетнего типа, который начинал гордиться своей умудренностью в жизни.