– В театре я имела удовольствие повстречаться с вашими кузинами, – сказала Виктория. – Леди Эйвери и леди Соммерсби были так любезны, что пригласили меня в свою ложу.
До Лангфорда не сразу дошло значение ее слов. Значит, она натолкнулась, на Каро и Грейс. На них многие наталкивались, к своему удовольствию или досаде – в зависимости, от того, выдавали, ли сестрицы забавную сплетню или по локоть залезали в душу в поисках таковой. И тут его осенило: миссис Роуленд ведь знать не знала, как он жил, прежде чем перевоплотился в равнодушного к женщинам ученого-отшельника.
О чем же они ей рассказали? Наверное, о драке между его любовницами, а также о пожаре и о том, как он увез с собой всех девочек мадам Миньон. Это были не самые страшные его грехи, но именно они принесли ему славу отъявленного распутника. И добродетельная, хотя и легко идущая на сделку с собственной совестью миссис Роуленд была настолько потрясена и возмущена, что решила изменить свое отношение к нему, возможно – лишь на некоторое время.
Можно подумать, его остановили бы открытые окна и черный креп, если бы он задумал какую-нибудь непристойность. В своё время он оголил не один зад, прикрытый траурной юбкой, причем несколько раз – прямо у раскрытого окна.
Если бы они с миссис Роуленд встретились двадцать лет назад, тогда другое дело. Но теперь он изменился. Постарел и остепенился.
Впрочем, кто знает?
– Наверное, они рассказывали вам о безумствах моей молодости, – сказал герцог. – К сожалению, я вел себя не самым примерным образом.
По всей видимости, миссис Роуленд не ожидала, что он заговорит так откровенно. Изобразив улыбку, она ответила:
– Что это за джентльмен, если за ним не числятся кое-какие грешки?
– Совершенно верно, – кивнул Лангфорд. – Вы ухватили самую суть. Но из знойного лета жизни рождается зрелая пора осени. Так было, и так будет всегда.
Герцог чуть не расхохотался, увидев, в какое смущение вогнало хозяйку его философское замечание. Положение спас дворецкий, вовремя подоспевший с коньяком – волшебным сочетанием отменных спиртов пятидесятилетней выдержки.
Они неторопливо переместились к карточному столу, который установили в гостиной, и Виктория осторожно поинтересовалась, можно лила первых порах ставить на кон не тысячу фунтов, а что-нибудь другое.
– Мы с дочерью играли на сладости – ириски, тянучки, лакричные конфеты… В общем, вы понимаете, о чем я говорю, милорд!
– Как вам угодно, – великодушно согласился Лангфорд. Честно говоря, он играл по крупной всего три раза, да и тех ему хватило с лихвой. Даже его насквозь порочное сердце не выдержало тех ужасов, когда за одну ночь спускался весь годовой доход.
Миссис Роуленд достала большую, тисненную золотом коробку.
– Эти швейцарские шоколадки прислала мне дочь. Она знает, что я к ним неравнодушна.
Шоколадки были уложены в несколько лоточков. Верхний слой съели почти полностью. Виктория убрала верхний лоток и поставила по полному лоточку перед собой и герцогом.
– В какие игры вы играли с дочерью? – спросил Лангфорд, тасуя карты.
– В которые обычно играют вдвоем – в безик, казино, экарте. В картах ей нет равных.
– Жду не дождусь, когда она приедет. Мне не терпится сыграть с ней несколько партий.
Миссис Роуленд помедлила, прежде чем ответить:
– Она будет в восторге.
Оказывается, миссис Роуленд, которая могла заткнуть за пояс любого профессионального актера с Друри-лейн, совершенно терялась, когда дело касалось заранее продуманных интриг или когда требовалось с ходу сочинить наглую ложь. Лавировать между мужем и поклонником – ужасно сложная задача.
Герцог прекрасно понимал, что леди Тремейн не желала ввязываться в авантюру, которую затеяла ее мамаша. По-прежнему тасуя карты, он молчал; ему было очень любопытно, как хозяйка продолжит беседу.
– Может быть, вы не откажетесь сыграть несколько партий с ее мужем? – спросила наконец миссис Роуленд. – Джиджи пока не знает, удастся ли ей найти время на поездку, поэтому он может приехать вместо нее.
– Она замужем? – Герцог прикинулся, что страшно удивлен.
– Да, уже десять лет. Ее муж – наследник герцога Фэрфорда. – В ее словах звучала гордость. Гордость и толика отчаяния.
Мысленно улыбнувшись, Лангфорд протянул карты Виктории, чтобы она сняла колоду.
– Признаюсь, я озадачен, – проговорил он. – Когда вы порекомендовали мне вашу дочь, я предположил, чуо она свободна от всяких обязательств и ваш интерес к моей скромной персоне продиктован желанием приобрести для нее друга в моем лице.
Виктория уставилась на гостя так, будто он попросил ее раздеться догола. В какой-то степени он действительно срывал покровы – с ее души. Она принялась теребить камею у горла, словно ей жал воротничок.
– Ваша светлость, уверяю вас… Ах, как вы могли такое подумать?! Я…
– Полно, полно, миссис Роуленд! – Он еще не забыл, как говорить с дамами. – Матери, которые пускаются на хитрость, чтобы удачно выдать замуж своих дочек, преследуют пусть и не самую возвышенную, но все же весьма достойную цель. Хотя лично мне кажется, что ваша дочь и без того очень даже удачно устроила свою жизнь. Тогда зачем же вы так настойчиво искали моего общества? Почему подстерегали меня у своей калитки и пообещали составить мне компанию в занятии, которое презираете от всей души?