Но вопреки ее ожиданиям Камден уселся за чертежи какого-то механического приспособления еще до того, как поезд отъехал от станции. А ей оставалось только смотреть, как мир проносится мимо нее со скоростью шестьдесят километров в час, и сходить с ума от радости.
И гордиться собой. И витать в облаках.
Он похвалил ее – и притом от чистого сердца – за то, что было для нее по-настоящему важно. Маркиза чувствовала себя как молоденькая дебютантка, которую на первом же балу нежданно-негаданно пригласил на танец самый отъявленный сердцеед. Она прекрасно понимала, что это хмельное тепло в груди – непрошеное и нелепое – никогда не встретит отклика в его сердце, однако ничего не могла с этим поделать.
Из-под руки маркиза на бумагу быстро ложились косые строчки и выстраивались столбиками уравнений, которые для непосвященного являлись такой же загадкой, как древнеегипетские иероглифы. Даже она, получившая обширные познания в области математики и механики, чтобы невежество не стало камнем преткновения в сотрудничестве с инженерами, понимала только малую часть из того, что выводила рука ее мужа. Насколько Джиджи поняла, он работал над чертежом двигателя внутреннего сгорания.
Джиджи скептически относилась к автомобилям. Да, идея была замечательная, к тому же теперь вполне осуществимая. Но кто, кроме самых отчаянных авантюристов и богачей, захочет покупать и управлять этими странными механизмами, когда по городу было намного проще и удобнее передвигаться в карете, а для дальних расстояний как нельзя лучше годились быстрые и надежные поезда?
Но прошлым летом она все же из любопытства нанесла визит герру Бенцу в Мангейме и теперь собиралась вести переговоры о покупке лицензии на строительство двигателей Бенца для своей фабрики. Благодаря своим математическим способностям, унаследованным от предков по линии Роулендов, Джиджи мгновенно просчитала, сколько средств сэкономит, если сможет воспользоваться чертежом Камдена – при условии, что он применим на деле.
И если бы Камден на деле был ее мужем.
– Что-то не так с твоим двигателем?
– Он недостаточно быстро выпускает отработанные газы, когда скорость вращения вала достигает ста оборотов в минуту, – ответил маркиз, не поднимая глаз и не выказывая ни малейшего удивления по поводу того, что она разбирается в вещах, недоступных пониманию большинства женщин – да и мужчин, уж если на то пошло.
Впрочем, он ведь знал об уважаемом мистере Уильямсе, ее бывшем наставнике, который затем стал любовником.
Под действием вакуума, который создавался после выпуска отработанных газов, внутрь цилиндра засасывалась свежая порция воздушной смеси. Расширяющиеся газы, образующиеся в результате воспламенения горючей смеси, приводили двигатель в движение, но остатки отработанных газов, которые не успевали выйти наружу, снижали коэффициент полезного действия.
– Надо переходить к такту выпуска с опережением поворота коленчатого вала, – сказала Джиджи. – За счет этого немного теряется мощность двигателя, зато возрастает коэффициент полезного действия.
– Совершенно верно, – кивнул маркиз.
– Наверное, сложности возникают, когда дело доходит до точных расчетов? – спросила она. Ее инженеры уже давно бились над этой проблемой.
– Постоянно возникают. К сожалению, конструкцию можно улучшить только до определенного предела. Я свел выбор к двум вариантам и рассчитал углы поворота вала с минимальной погрешностью. Теперь мои инженеры в Нью-Йорке переберут двигатель с учетом поправок, а затем испытают в работе.
– Хорошо, что не надо самому пачкать руки.
– Пачкать, руки – это как раз самое интересное. По своим чертежам я всегда строю сам. Что угодно могу смастерить. – Тремейн с улыбкой взглянул на жену, и сердце ее глухо застучало в груди. Что ни говори, а солнце определенно светило ярче, когда Камден улыбался. – Не желаешь стать первой англичанкой, которая прокатится по Роттен-роу в безлошадном экипаже?
Джиджи невольно усмехнулась.
– Да уж, ты действительно можешь смастерить что угодно. Я-то знаю твою тайну.
– Тайну? – удивился Камден.
– Платье Клаудии, в котором она появилась на своем первом балу.
– Ах, ты об этом… – Он рассмеялся. – Это не столько моя тайна, сколько Клаудии. Если память мне не изменяет, ей было ужасно стыдно, что бальные платья других девушек шил месье Уорт, а ее – кое-как соорудил брат.
– Не скромничай.
– И не собираюсь. Видишь ли, я не знал, как исхитриться, чтобы и вырез получился, как она просила, и лиф не сваливался вниз. Тогда я стащил у матери турнюр на металлическом каркасе, разобрал его на части и обмотал все декольте проволокой. Клаудия на балу ужасно нервничала, боялась, что платье покалечит либо ее, либо кого-то из поклонников.
– Она показывала мне его, когда приезжала в Англию в девяностом году, – сказала Джиджи. – Я отказывалась верить, что его сшил ты, пока она не поклялась здоровьем своих детей.
– Это был первый и последний раз, когда я замахнулся на высокую моду. – Тремейн снова рассмеялся. – Мне тогда было девятнадцать, и я считал, что мне все горы по плечу. Клаудия выплакала все глаза, потому что семейный бюджет не позволял купить новое платье для ее первого бала, и тогда я подумал: ну что здесь сложного? В конце концов, моделирование одежды – это ведь упрощенная механика, а я множество раз кроил и шил паруса для игрушечных кораблей.