Ну почему Джиджи не жилось одной? О чем думала эта девчонка, пускаясь на такую мерзкую, подрывающую репутацию авантюру, как развод? И ради кого? Неужели ради этого серенького, лорда Фредерика, который недостоин даже стирать ее исподнее? И неужели она действительно хотела выйти за него? При мысли об этом Виктории делалось дурно. Утешало только одно: теперь-то Камден наверняка начнет шевелиться. Возможно, он даже вернется, что было бы наилучшим вариантом.
Когда же накануне пришла телеграмма от Камдена, извещавшая о его приезде, миссис Роуленд взмыла на седьмое небо от счастья. Едва сдерживая ликование, она отправила ответную телеграмму. Но сегодня утром от него пришла вторая телеграмма – отвратительная и безжалостная: «Дорогая мадам тчк Немедленно оставьте всякие надежды тчк Пощадите себя тчк Не сразу зпт но я дам развод тчк Искренне Ваш Камден».
И тогда она схватила первый попавшийся под руку садовый инвентарь и искромсала все свои прелестные орхидеи, выращенные с таким трудом.
Сделав глубокий вдох, Виктория отбросила садовые ножницы, как раскаявшийся преступник отбрасывает от себя орудие убийства. Нет, так не годится. Иначе она окончит свои дни в Бедламе седой старухой с всклокоченными волосами, слезно умоляющей собственную подушку не бросать ее одну в постели.
Итак, разводу она помешать не в силах. Что ж, прекрасно. Тогда она найдет для Джиджи другого герцога. Один такой обитал прямо здесь, в нескольких милях от побережья Девона, в конце улочки, где стоял коттедж самой Виктории. Его светлость герцог Перрин был угрюмым затворником, но к своим сорока пяти годам он сохранил крепкое здоровье и здравый рассудок и был еще не слишком стар для Джиджи, неотвратимо приближавшейся к своему тридцатилетию.
Виктория положила на герцога глаз, еще когда была юной девицей и жила в этом же самом коттедже. Но с тех пор прошло тридцать лет. К тому же о ее былых честолюбивых замыслах не знала ни одна живая душа. Более того, сам герцог даже и не подозревал о ее существовании.
Значит, ей придется забыть о своей царственной сдержанности, забыть о том, что они с герцогом знать друг друга не знают. Она ворвется в его жизнь, когда он будет прогуливаться мимо ее коттеджа ровно без четверти четыре, как делал каждый день и в солнце, и в непогоду.
Иными словами, ей придется уподобиться Джиджи.
Когда Камден возвратился в дом после утренней прогулки верхом, Гудман сообщил, что леди Тремейн желала бы переговорить с ним, как только ему будет удобно. Вне всяких сомнений, это следовало понимать как приказ немедленно явиться пред ее очи. Но он никак не мог выполнить подобный приказ, потому что не успел ни поесть, ни привести себя в порядок.
Милорд позавтракал, а затем принял ванну. После чего провел полотенцем по влажным волосам и, перекинув его через плечо, потянулся к чистой одежде, разложенной на кровати. В этот момент в комнату ворвался вихрь в белой блузке – его жена. Остановившись, она осмотрелась. Спальню, как и обещали, тщательно проветрили и заново обставили; теперь здесь появился невероятной красоты гарнитур красного дерева: кровать, прикроватные столики, платяной шкаф и комод – все это спустили с чердака и снова заставили нести свою службу. А на каминной полке, под картиной Моне, цвели две орхидеи в горшочках, источавшие приятный, чуть сладковатый аромат. Но как ни драили, как ни полировали слуги по указанию Гудмана воскрешенную к жизни мебель, та упорно припахивала затхлостью, ветхостью и долгими годами забвения.
– Все как прежде, – пробормотала маркиза, словно разговаривая сама с собой. – Понятия не имела, что Гудман все помнит.
Гудман, наверное, помнил, когда у нее в последний раз сломался ноготь. Так уж она действовала на мужчин. Даже оставив ее, они помнили о ней до конца жизни.
Когда-то Камден относился к жене более благосклонно; в то время ему казалось, что Господь Бог, создавая ее, даровал ей гораздо больше задора и внутренней силы, чем простым смертным. Даже теперь, когда на лице Джиджи отражались губительные следы бессонной ночи, ее угольно-черные глаза сверкали ярче, чем ночное небо над нью-йоркским заливом в День независимости.
– Чем могу служить? – поинтересовался Тремейн.
Взгляд миледи обратился к мужу. Он выглядел вполне благопристойно: во всяком случае, халат прикрывал то, что требовалось прикрыть. Но все-таки Джиджи немного смутилась. Хотя, конечно же, не покраснела. Она вообще редко краснела.
– Я тебя заждалась, поэтому и пришла.
– Решила, что я нарочно тяну время? – Тремейн покачал головой. – Тебе следовало бы знать, что я не опущусь до такой мелочной мести.
Джиджи криво усмехнулась.
– Да, разумеется, Ты предпочитаешь мстить по-крупному, так, чтобы дух захватывало.
– Думай как хочешь. – Он пожал плечами и принялся одеваться. Их разделяла кровать, закрывавшая его до пояса. Но все равно, переодеваясь при ней, муж тем самым демонстрировал свое превосходство. – Так что же у тебя за срочное дело, которое не может подождать?