Но не так просто было отделаться от Катарины. По части тактики она мастер непревзойденный: не проходило и дня, чтобы он в течение нескольких часов не находился в сфере звуков ее голоса, выслушивал ее сетования на горькую долю и бесконечные упреки - дескать, она жертва, принесла ему все, а он растоптал ее любовь, отверг - и все в таком же духе без конца.
Голос у нее был резкий, пронзительный. При звуках его по коже Ашвела пробегали мурашки, как от мороза, он весь съеживался, словно готовясь к удару хлыста. Ему стоило большого труда не выпалить всего, что вертелось у него на языке. Он сдерживал себя, подавляя гнев и злость.
Умерить эти чувства было, наверно, куда сложнее, чем проглотить горсть битого стекла вперемешку с металлическими опилками. Он почти физически ощущал, как подавляемый гнев разъедает и разрушает его.
В результате - язва желудка, сердцебиение, холодные выпоты по ночам, вынужденная диета.
Он пытался отгородиться от голоса Катарины при помощи затычек для ушей, но она вскоре обнаружила этот трюк, и тут вовсе не стало ему житья. Он старался приучить себя не вслушиваться в то, что она говорит, не смотреть на нее. Но провести ее не так-то легко. Она тотчас заметила это и использовала как новый повод для еще более жестоких нападок.
Катарина часто жаловалась на головную боль, она страдала бессонницей и глотала уйму снотворного. Ашвел с тайной надеждой глядел, как она забрасывала в широко открытый рот с лошадиными зубами пригоршни таблеток и с гримасой глотала их, запивая водой. Да вот, поди же - таблетки не причиняли никакого вреда ей. Сердце у нее сильнее локомотива.
Миллионер Ашвел был несчастнейшим человеком. Он нес свой крест, если не так терпеливо, то, во всяком случае, не выдавая истинных чувств. Чтоб хоть как-то утешить себя, он искал забвения в миллионах, умножая их.
Но жизнь дарила ему мало радостей. Любовницы оказывались не только расточительны, но и обременительно скучны. Вскоре он сделал малоприятное открытие - все они не более, не менее, как другая разновидность таких же бесчувственных бревен, только предательски податливых и уступчивых.
Рано или поздно его связи кончались одним и тем же. Над ним безжалостно смеялись, стоило невзначай оказаться не на должной высоте. Этот холодный смех проникал в душу и острой занозой застревал там, причиняя боль.
Наконец Ашвела осенила блестящая идея, вытекавшая как логическое следствие из его собственного опыта и казавшаяся вполне осуществимой: он создаст себе женщину по собственному образцу - идеальную жену и любовницу одновременно. С его миллионами можно позволить себе такую роскошь. Он сделает все, чтобы его заветная мечта осуществилась до мельчайших деталей. Перед затратами не постоит.
Одновременно он тщательно обдумывал план избавления от Катарины. Теперь речь шла не об очередной утехе, а о новой женитьбе. Не раз Ашвел подумывал: а не совершить ли ему настоящее преступление. Ему рисовались картины хорошо организованного убийства, которое никому не под силу разгадать и из которого он, конечно, выходит безнаказанным.
Его фантазия, давая выход подавляемым чувствам, изобретала множество способов расправы. Однако пришлось расстаться с этой сладкой мечтой. Он понимал - в действительности риска не избежать. Оставалось одно - развод. Но как добиться его? Единственная возможность - устроить скандал, шокировать Катарину, унизить и сломить ее. Разоблачение должно произойти дома, при свидетелях. Организовать все оказалось нетрудно, при соответствующих расходах. И вот, в назначенное время в супружескую спальню доставили корпулентную девицу. Здесь, на священном алтаре, на супружеском ложе, столь ненавистном Ашвелу, должен разыграться спектакль.
Когда девица, представляя изощренный стриптиз, стала обнажать пышные груди, к которым дрожащей рукой потянулся Ашвел, в спальню ввели Катарину. Она вошла в сопровождении ближайшей подруги, которая, сославшись на мигрень, захотела прилечь.
Но Катарина оказалась крепкого здоровья, она не упала в обморок. Наоборот, в нее вселилось неистовое бешенство. Им обоим, Ашвелу в нижнем белье и участливой подруге, стоило немало труда помешать Катарине причинить физические увечья девице. Бедняга же так оторопела, что даже не пыталась прикрыть свои пышные дары природы.
Последовал развод, долгожданный, но дорогостоящий. Ашвел расплачивался щедро, не скупясь, не торгуясь. И в назначенный срок он предстал перед Евой свободным человеком, правда, в летах, с зарубками на сердце, но в самой лучшей форме. Он готов был соединить себя брачными узами без промедлений, и на сей раз знал, что делает. С венчанием не тянули. Оно было организовано поспешно.
Докуривая сигару в тишине и покое, Ашвел еще и еще раз перебирал в памяти события последних дней. Что ж, он вполне доволен. Все точь-в-точь соответствовало его плану. Союз денег и предвидения приносит благие результаты. Пятидесятилетний бобер, ха-ха!
Он смотрел в окно. "Город созвездий" отчаливал от Манхэттена плавно, без напряжения и покачивания, влекомый четырехлопастными турбинами. Зубчатые серо-стальные силуэты небоскребов четко выделялись на фоне прокопченного неба. Позади осталась статуя Свободы, потемневшая с годами, в подтеках от птичьих экскрементов, устремившая незрячие глаза за океан. Чайки, как белое белье на ветру, висели в воздухе, длинноносый самолет кружил над городом, казавшимся на расстоянии сплошь усеянным каменными надгробьями.
Это было величественное зрелище; по телу Ашвела пробежала дрожь, быть может, он содрогнулся от невольных мыслей о бренности человеческой и той печати неизбежной гибели, которая, как почудилось ему, лежала на всем вокруг.
Раздался гонг, зовущий к ужину. Кора ввела элегантно одетую Еву. Та улыбалась ему (а может, просто рада этой роскошной каюте?). Он взял ее под руку, и они бок о бок вошли в ресторан. Сотни глаз уставились на них, на минуту почтительно смолк гул голосов, чтобы затем возобновиться с новой силой.