Я должен был держаться от вас подальше, но не мог. Ты был моим сыном. Пока ты не станешь отцом, ты не поймешь, что я чувствовал. Трудно передать словами любовь отца к сыну. Элизабет должна была понимать это чувство, но она использовала сотню различных способов, чтобы оторвать нас друг от друга. Я думаю, она жила в постоянном страхе того, что я выдам ее тайну и разрушу ее счастливую жизнь. Но иногда она смотрела на меня взглядом, в котором я видел любовь и сожаление. Возможно, я видел то, что мне хотелось, потому что я всегда любил и желал ее. Теперь, с высоты моего возраста, я понимаю, что мог бы поступить тогда по-другому. Я должен был бороться за тебя.
После смерти твоих родителей я хотел рассказать тебе все. Но так и осмелился. Я видел, что ты уже ненавидишь меня или, по крайней мере, боишься. Что бы ты почувствовал, если бы узнал, что я лгал тебе все эти годы? Ты так тяжело переживал смерть своих родителей. Я не хотел заставить тебя страдать еще больше. Я не смог рассказать тебе, что твоя мать совсем не ангел, не такая, какой казалась тебе. Я знаю, что ты считал меня холодным, равнодушным и жестоким человеком, но я тоже оплакивал их смерть. По-своему я любил твоего отца. И ты уже знаешь, как я любил Элизабет. Эта любовь преследует меня до сих пор».
Глава XXIII
Алекс грустно смотрел в окно, размышляя о том, что ему следует надеть на похороны своего лучшего друга.
— У меня есть к тебе один вопрос, Алекс, — раздался вдруг до боли знакомый голос, — ты специально стараешься заставить меня выглядеть идиотом?
Алекс резко обернулся, и на его лице появилось выражение радостного удивления. Он вскочил, уронив стул, быстро пересек комнату и обнял Генри с такой силой, что у того затрещали ребра.
— Где тебя черти носили? Где ты был все это время? — спросил он, улыбаясь во весь рот.
— Да уж, конечно, не на дне Атлантического океана, как ты предполагал, — сказал Генри, заставляя себя нахмуриться.
Алекс немного смутился и начал что-то объяснять, но Генри остановил его.
— Не надо об этом, — сказал Генри, подойдя к столу. Он взял тарелку и стал накладывать себе еду. — Я понимаю, почему ты волновался.
— Где же ты все-таки был? — спросил Алекс. Его радость оттого, что Генри нашелся живым и здоровым, уступила место чувству голода. Он снова сел к столу и с аппетитом откусил добрую половину гренки.
— В отеле. Хотел побыть один, — сухо сказал Генри. — К сожалению, когда известие о моей смерти появилось во всех газетах, мое уединение закончилось.
Алекс пожал плечами.
— Ты заезжал в «Морской Утес»?
— Да. Мой дед к старости стал сентиментальным. Мне показалось, что он даже обрадовался тому, что я жив. — Генри жестом отослал слугу и сел напротив друга. Ему не хотелось спрашивать об Энн, но он просто не мог удержаться. — Я полагаю, что все думают, что я погиб. А что Энн? Она считает, что я вышел в штормовое море из-за нее?
— Кажется, нет. Она ведет себя, как будто ничего не случилось. Вчера она ходила с Джейком Моррисоном на музыкальный вечер к Филлипсам.
Генри с яростью воткнул вилку в ни в чем не повинный кусок ветчины.
— Рад слышать, что известие о моей смерти не повлияло на расписание ее светской жизни, — сказал Генри, поджав губы.
— Генри, ты — дурак, — рассмеялся Алекс.
Генри метал глазами молнии в своего друга, пока до него, наконец, дошло, что Алекс разыгрывает его.
— Энн, мой дорогой друг, являет собой образец женщины в трауре. Когда я вчера навещал Беатрис, она выглядела так, словно проплакала целую неделю. Глаза красные, нос распух. Я бы не назвал ее очаровательной плаксой.
— Правда? — спросил Генри, глупо улыбаясь. — Что она сказала?