— Ни в коем случае! — воскликнула Беатрис.
— Я уже решила. Так будет лучше, Беа. Мне уже нет здесь места. И, похоже, никогда же было.
Беатрис посмотрела на публику, заполнявшую галерею.
— Я их ненавижу, — сказала она. Голос девушки задрожал от переполняющих ее эмоций. — Я думаю, что всегда буду их ненавидеть.
— Ах, моя дорогая, — беспечным тоном отозвалась Хелен. — Они сами себя ненавидят. И это их даже развлекает.
Беатрис недоуменно взглянула на свою мать, а потом рассмеялась.
— Знаешь, мама, я думаю, ты права. — Она повернулась к Энн. — Давай прокатимся в нашем экипаже сегодня после обеда. Ты сможешь устроить им грандиозное прощание. Ми будем делать вид, что никого вокруг не замечаем. Нет! Мы будем бросать им ехидные, злобные взгляды. — Беатрис захлопала в ладоши, довольная своей новой выдумкой.
Энн улыбнулась подруге.
— Нет, Беа. Мы будем сидеть в вашей карете, как королевы и будем мило улыбаться им. Улыбаться, как будто они наши лучшие друзья. Мы заставим их ерзать на сиденьях своих роскошных карет.
Беатрис толкнула подругу локтем в бок.
— Замечательная идея!
Ежедневно на протяжении летнего сезона, если позволяла погода, обитатели Ньюпорта наряжались, приказывали лакеям надеть парадные ливреи, запрячь лучших лошадей, и отправлялись на прогулку по проспекту Белльвю. За несколько минут до всеобщего выезда по проспекту провозили огромную бочку с водой и тщательно поливали дорогу, чтобы прибить пыль, раздражавшую нежные носики дам. Медленно и торжественно ехали кареты по Белльвю, иногда останавливаясь, чтобы пассажиры могли обменяться визитными карточками или послать лакея прикрепить приглашение к дверям какого-нибудь особняка. Потому что во время «прогулочного часа» никто не должен был оставаться дома, а если все же кто-то и оставался, то делал вид, что его нет.
Дамы надевали свои лучшие дневные туалеты, не забывая взять зонтики, независимо от того, какая стояла погода. На каждой из дам красовались отделанная перьями шляпа и длинные белые перчатки. Многие брали с собой запасную пару на случай, если перчатки станут влажными от йота. Кучера в официальных ливреях с застывшими, неулыбчивыми лицами добавляли торжественности событию, которое остальные жители считали невероятной глупостью. Лошади были вычищены до блеска — с расчесанными хвостами и заплетенными гривами, головы их украшались бутоньерками в тон ливреям лакеев.
Никто не приветствовал проезжающих мимо незнакомцев улыбкой или взмахом руки. Близкому другу могли кивнуть и улыбнуться, но незнакомца не удостаивали даже взгляда. Неписаным правилом в иерархии ньюпортского высшего общества было то, что стоящий на низшей «ступеньке» не имел права улыбнуться или кивнуть одной из «матрон», если ему каким-либо образом не давали понять, что он может себе это позволить.
Зная правила, Энн и Беатрис были готовы к тому, что во время прогулки их присутствие просто проигнорируют. Им не придется оставлять свои карточки, и Беатрис была абсолютно уверена, что ей тоже никто не оставит карточек. Они будут сидеть в своем экипаже с царственным видом, надеясь, что, по крайней мере, пристыдят тем самым кого-нибудь из тех, кто имел наглость осуждать Энн. Предприятие было безнадежным, но после многочисленных просьб Беатрис Энн согласилась в нем участвовать. Она проклинала вчерашнюю грозу, помешавшую им поехать на прогулку в тот же день. Если бы не эта гроза, сейчас она была бы уже дома в Нью-Йорке, далеко от Ньюпорта и от причиняющих боль воспоминаний.
На проспекте осталось несколько луж, и Энн иронизировала по этому поводу, удивляясь, что ни один из местных набобов не потребовал осушить их, чтобы не запачкать колеса своей шикарной кареты. Карета Лейденов — не самая роскошная, но удобная и красивая, зеленая с золотистой отделкой — была оборудована мягкими кожаными сиденьями и имела плавный ход. Хотя брат Беатрис иногда любил править экипажем сам, сегодня на высокой скамье сидел кучер Лейденов в парадной ливрее и высокой зеленой шляпе, украшенной плюмажем.
— Когда-то я с нетерпением ждала таких поездок, — сказала Энн, обращаясь к Беатрис и ее матери. Хотя их экипаж был рассчитан на шесть пассажиров, сегодня в нем находились только три дамы. Энн сидела на крайнем сиденье слева, чтобы всем было хорошо ее видно.
— Это не будет так уж ужасно, Энн, — сказала Хелен. — И, безусловно, лучше прогуляться, чем прятаться дома.
Энн вздохнула и разгладила складки своей юбки из мягкого белого шелка, а потом раскрыла великолепный зонт. Ей хотелось держать его так, чтобы закрыть себя и своих спутниц от предстоящего унижения, но вместо этого она подняла его прямо над головой, не позволяя рукоятке даже коснуться плеча.