Выбрать главу

Алекс одарил ее своей ослепительной улыбкой.

— Ревнуете?

Беатрис фыркнула.

— У нас с мистером Оуэном возникли серьезные разногласия, поэтому, если говорить обо мне, ни о какой ревности не может быть и речи.

— О, милые уже бранятся?

Беатрис хотелось зарычать от раздражения. Ему, как всегда, удалось вывести ее из себя.

— Оставьте меня в покое, мистер Хенли, — гневно выдохнула она, пытаясь придать лицу самое свирепое выражение, на которое только была способна. Но он обезоружил ее своей очаровательной мальчишеской улыбкой, да и поддразнивания его, на самом деле, были просто мальчишескими. Она не удержалась и улыбнулась в ответ.

— Если вы будете продолжать так мило улыбаться мне, боюсь, у Генри сложится совершенно превратное представление о наших отношениях. Вы не боитесь, что он увидит нас вместе? — спросил он нарочито озабоченным тоном.

— Вы просто невыносимы: Вам очень хорошо известно, что мистер Оуэн не испытывает ко мне романтического интереса. А если бы такой интерес вдруг у него возник, я бы немедленно одернула его. Я считаю этого человека невыносимым. Даже его друзья, — сказала она с многозначительной интонацией, — почти так же невыносимы.

В ответ на столь нелестное замечание в свой адрес Алекс лишь пожал плечами, но его лицо вдруг приобрело серьезное выражение.

— Генри не такой, как вы думаете. Причины, по которым он женился на Энн, были не так просты и однозначны, как вам кажется.

Беатрис недоверчиво хмыкнула.

— Я знаю все о причинах его женитьбы, мистер Хенли, и они достаточно просты и очевидны. Думаю, что их можно определить как смесь жадности и бессердечия.

Покачиваясь с пяток на носки, Алекс задумчиво, почти печально, смотрел на синюю гладь залива, расстилавшегося сразу за владениями Пулов.

— Возможно, вы правы. Но если вам нужно кого-то обвинять, обвиняйте меня. Видите ли, все это было моей идеей.

— Что вы имеете в виду под словом «все»?

Алекс с застывшим лицом продолжал:

— Все. Поскольку Генри не имеет гнилой косточки внутри, пришлось мне одолжить ему одну из своих. — У него вырвался горький смешок. — Для меня это было просто игрой. Я так пытался помочь другу. Отвлекающий маневр. Его тошнило от этого. Тошнило в буквальном смысле. Всю неделю перед свадьбой он, в прямом смысле слова, извергал из себя все, что ему удавалось съесть. Он говорил мне, что начал испытывать к Энн дружеские чувства, говорил, что не может предавать друга. Я «вдохновил» его на этот поступок.

Беатрис чувствовала, как сердце ее разрывается на части от жалости, но не к подруге почему-то, а к Алексу. Она не хотела верить в то, что он был способен разработать такой коварный план.

— Генри — не ребенок. У него есть своя голова на плечах.

— Это правда. Но я должен со всей ответственностью заявить: если бы не я, он никогда не пошел бы по этому пути.

Когда он, наконец, осмелился взглянуть на Беатрис, глаза его были полны раскаяния, подбородок прижат к груди, а все тело напряжено, — как будто Алекс ожидал, что она его ударит.

— И поэтому вы сейчас ухаживаете за Энн? Из чувства вины перед ней?

Он улыбнулся, пытаясь улыбкой стереть проявленные только что глубокие чувства, вновь надевая маску беззаботного повесы.

— Я ухаживаю за ней потому, что она красивая женщина. Я обожаю красоту. — Беатрис пришлось отвести взгляд, чтобы он не заметил, как в ее глазах вспыхнула ревность. И она едва не упала замертво, когда он заговорил снова: — Вы ведь не ревнуете, правда?

Она попыталась придать своему лицу саркастическое выражение.

— Нет. Я просто пытаюсь определить, кто достоин большего презрения, Генри или вы.

Улыбаясь лишь губами, в глазах у него уже не осталось и намека на какие-либо чувства, он небрежно поклонился ей.

— Уверяю вас, что я.

Беатрис смотрела, как он удаляется, и боролась с острым желанием остановить его. Вместо этого она запихнула тарталетку в рот — целиком. Поставив тарелку на поднос подошедшего слуги, Беатрис отправилась разыскивать Энн, чувствуя себя просто ужасно. Она ухитрилась всего за три дня оттолкнуть от себя обоих — и Генри, и Алекса, — нанеся жестокий ущерб выполнению их «плана». Оба мужчины вовсе не были глупыми, и они, конечно, начнут что-то подозревать, если Энн внезапно продемонстрирует Генри тою «влюбленность». Хотя… Возможно, из явной антипатии к Алексу и Генри можно будет извлечь какую-нибудь пользу. Она может сделать вид, что сердится на Энн за ее увлечение Генри. Да. Это может сработать.

Множество гостей собралось вокруг площадок для игры в крокет и теннис. Сквозь шум голосов и громкую музыку отчетливо слышались удары теннисного мяча. Беатрис, не любившая ни тенниса, ни крокета, оставила Энн в обществе своей матери наблюдать за матчем между чемпионом колледжа и сыном, Пула. Когда она возвратилась к теннисному корту, их нигде не было видно. Пропираясь сквозь толпу, Беатрис резко остановилась, заметив свою подругу сидящей на скамье на самом краю газона и занятой интимной беседой со своим бывшим мужем. Беатрис улыбнулась, мысленно поздравляя Энн с тем, что она не тратит времени даром, и постаралась подобраться поближе, в надежде услышать хоть что-нибудь или, по крайней мере, получше рассмотреть разыгрываемое Энн представление. Но и издалека было заметно, что Энн, не отрываясь, смотрит на Генри, а ее прелестное личико оживленно сияет. Беатрис вздохнула с облегчением. Слава Богу, хоть Энн следует «плану». Надо бы не забыть похвалить ее, напомнила себе Беатрис.