Несмотря на все свое отвращение к Леклеру, Генри заинтересовался. Совершенно ясно, что этот человек намекает на Энн, а Генри категорически не желал, чтобы ее доброе имя снова трепали в мерзкой колонке сплетен полковника Манна. Он интуитивно чувствовал, что очень неприятная статья в прошлом номере «Саунтерингз» о том, что Энн ездила в «Морской Утес», померкнет в сравнении с тем, что Манн планирует опубликовать сейчас. Генри заподозрил, что абсолютно беспринципный Манн сам прислал Леклера, чтобы тот попытался выудить деньги за свое молчание.
— Продолжайте, — сказал Генри, усаживаясь за стол.
Леклер взял один из стоявших вдоль стены стульев и удобно уселся напротив Генри.
— Два дня назад полковника Манна посетила некая миссис Фостер. Она является матерью Энн Фостер. Она была очень расстроена статьей о том, как ее дочь навещала вас на острове. Она хотела, чтобы мы написали что-нибудь положительное о ее дочери, как мы это делали для дочери Дамберов прошлым летом.
Генри слышал об этой истории с дочерью Дамбера, которую один из шпионов Манна застал где-то наедине с ее женихом после полуночи. Отец девушки вынужден был заплатить огромную сумму за три положительных отзыва о своей дочери, чтобы восстановить ее репутацию. Всем было известно, что за определенное вознаграждение полковник Манн соглашался пренебречь своей журналистской этикой и оставить ее у дверей банка.
— Похоже, мисс Фостер вас разыгрывает, — противно захихикал Леклер.
— Вот как?
— Она изображала влюбленность, чтобы посмеяться над вами. Хотела отомстить за оскорбление, которое вы ей нанесли. Ее дорогая матушка рассказала, что мисс Фостер ездила на Джеймстаун, чтобы получить от вас предложение о замужестве, а потом отказать вам. Масляные глазки Леклера сузились. — А теперь скажите мне, мистер Оуэн, девушка приняла ваше предложение?
Генри вскочил так резко, что опрокинул стул.
— Убирайтесь ко всем чертям! — взревел он.
— Это же просто жестоко, мистер Оуэн. Девушка та нехорошо поступает с таким прекрасным джентльменом, как вы. Полковник Манн не хотел бы обижать такого человека, как вы, но у него есть определенные обязательства…
— Сколько?
Леклер широко улыбнулся, сверкая золотыми коронками, но тут же убрал свою улыбку, взглянув на Генри — он выглядел как человек, собравшийся драться — ладони сжаты в кулаки, стальной взгляд.
— Я не совсем уверен, что правильно понял вас, — заерзал Леклер на стуле.
— Сколько Манн хочет за то, чтобы эта статья не появилась в «Саунтерингз», — спросил Генри вкрадчивым тоном.
— Десять тысяч.
Генри сделал вид, что раздумывает. Он даже вытащил чековую книжку.
— Десять тысяч, вы говорите?
— Это выгодная сделка, — захихикал Леклер.
Генри выписал чек и твердой рукой протянул его Леклеру. Леклер взял чек, посмотрел на него и побледнел. В той строке, где должна была бы быть проставлена сумма, четким почерком были написаны три слова: «Идите к черту». Когда Леклер поднял голову, Генри схватил его за лацканы пиджака, сдернул со стула и припечатал к стене с такой силой, что у Леклера искры из глаз посыпались. Генри прорычал ему в самое лицо:
— Передайте эту записку полковнику Манну. Скажите ему, что если я увижу, хоть одно слово об этой чепухе, и позабочусь о том, чтобы он в своей жизни больше не написал ни одной буквы. И я Господом Богом клянусь, что это не угроза, а обещание.
Генри отпустил Леклера и принялся брезгливо вытирать руки носовым платком, как будто пытался очистить их от грязи.
Леклер одернул свой пиджак в тщетной попытке сохранить хоть какое-то достоинство.
— Я передам ваше послание.
— Сделайте это. — Генри послал ему усмешку, в которой выразилось все его отвращение, и отметил про себя, с какой поспешностью этот мерзкий тип выскочил из офиса. Потом Генри сел за стол и глубоко задумался. После долгих и мучительных сомнений он пришел к выводу, что поверил каждому слову Леклера.
В очередной раз Энн чертовски удивила его.
Глава XIX
Прошло уже четыре дня с тех пор, как Генри сделал Энн предложение, а она все еще не дала ему определенного ответа, прекрасно сознавая, что ее положение в обществе висит на волоске и даже не на волоске, а на тоненькой паутинке. Слова Беатрис и свои собственные опасения измучили ее. И, вдобавок ко всему этому, она не видела Генри в эти дни, что еще больше укрепляло ее сомнения в глубине его чувства. Очевидно, он дает ей время, думала Энн, чтобы принять решение. Сердце ее болело от постоянной потребности видеть Генри, обнимать его, смотреть в его глаза и видеть, что в них светится любовь к ней. Вчера он прислал записку, в которой сообщал, что поедет на пару дней на Джеймстаун. До пятницы его в Ньюпорте не будет. А сегодня — еще только среда. Целую вечность придется ей провести наедине со своими сомнениями. Энн взглянула на черный лакированный саквояж, присланный матерью, и решила, что это он виноват в ее меланхолическом настроении. Это был тот самый саквояж, в котором она хранила свое свадебное платье и пачку поздравительных писем, на которые ей так и не пришлось ответить. Почему мать решила, что Энн это может понадобиться, было выше ее понимания. Нужно сжечь все это, не открывая, подумала она, потом вздохнула и опустилась на колени возле старых вещей, которые, казалось, сохранили память о наивной девушке, которой она когда-то была. Но они напомнили ей и о том, что сердце этой девушки было разбито.