— Я не знаю, — ответил Пелег, — я все время нахожусь на первом этаже, чтобы этот скелет, которого он держит в камердинерах, не шарил, где не положено. Застал его недавно у дверей в винный погреб. — Пелег прокашлялся. — Я думаю, что старик еще дышит. Наверное, мне бы сказали, если бы он уже окочурился.
С тяжелым сердцем Алекс прошел по пляжу, поднялся по лестнице и остановился на лужайке перед «Морским Утесом». Не успел он постучать в дверь, как она открылась, и он увидел милую пожилую женщину, которая с улыбкой приветствовала его.
— Мистер Хенли, — сказала она так сердечно, как будто он был ее старым другом. — Мистер Оуэн очень рад тому, что вы приехали.
Алекс угрюмо взглянул на миссис Бредли, и ее улыбка тут же погасла.
— Ах, простите меня. Я — миссис Брэдли, сиделка мистера Оуэна.
Алекс кивнул ей.
— Миссис Брэдли, я правильно понял ваши слова? Мистер Оуэн примет меня?
— О да. Он сегодня хорошо себя чувствует, слава Богу.
— Будьте любезны показать мне дорогу, — сказал он со снисходительной вежливостью человека, принадлежащего к высшим слоям общества.
Сиделка либо не поняла, либо была слишком дружелюбной, чтобы обидеться на его холодную вежливость, и щебетала без умолку все время, пока они поднимались по лестнице и шли по коридору к затемненной комнате, где на массивной кровати лежал умирающий старик, в свое время наводивший на мальчишек страх одним лишь взглядом своих стальных серых глаз. Алекс неоднократно испытывал на себе воздействие этого взгляда в качестве наказания за то, что подвергал внука Артура какой-либо, часто воображаемой, опасности. Но сегодня Алекс собирался возложить вину на плечи этого человека. Если бы он не послал то письмо Энн, Генри был бы сейчас жив и готовился бы к свадьбе с единственной женщиной, которую он любил в своей жизни, кроме своей матери.
Алекс подошел вплотную к постели.
— То письмо, которое вы написали Энн Фостер, достигло своей цели, мистер Оуэн, — без предисловий начал Алекс. — Оно опоздало на два года, чтобы помешать ее свадьбе с Генри. Уверен, вам будет приятно узнать, что оно помешало их второй свадьбе.
— О чем вы говорите? — неразборчиво пробормотал Артур Оуэн.
— Генри вышел на яхте в штормовое море, мистер Оуэн, на следующий день после того, как мисс Фостер отвергла его предложение выйти за него замуж из-за того, что прочла ваше письмо. Его яхта была найдена разбитой у острова Провидения. Генри пропал.
Генри пропал. Внезапно Артур погрузился в прошлое, на тринадцать лет назад — он вновь держал в дрожащей руке написанную аккуратным почерком записку своего внука: «Я отправился искать своих родителей».
Артур, за год до этого перенесший апоплексический удар, находился в своем нью-йоркском доме, когда получил эту записку. Через двенадцать часов он уже был в Ньюпорте и, размахивая тростью, как шпагой, организовывал поиски Генри. Отец Алекса, к тому времени уже совершенно пьяный, предложил Артуру помощь в виде большого бокала бренди, который Артур тут же выплеснул прямо в камин. Мистер Хенли очень огорчился тому, что мистер Оуэн испортил такой прекрасный напиток.
Тогда Артур взялся за Алекса и допрашивал его, до смерти путая властными манерами и тиком, исказившим правую сторону лица после инсульта, до тех пор, пока мальчик не расплакался. Артур не хотел так давить на ребенка, но мысль о том, что Генри мог покончить жизнь самоубийством, наполняла его таким ужасом, что он вел себя, как сумасшедший.
Когда рыбак привел измученного и несчастного Генри к дому Хенли, Артур под действием пережитого безумного страха сильно ударил его своей тростью по плечу. Опомнившись, он хотел прижать его к себе и никогда не отпускать, ведь он любил его больше жизни. Но Генри, словно и не почувствовав удара, отвернулся от него и стал подниматься по лестнице в свою комнату. Алекс пошел за ним и, по крайней мере, три раза останавливался на ступеньках, чтобы оглянуться и послать Артуру Оуэну взгляд, наполненный такой очевидной ненавистью, что тот даже удивился.
— Неужели вам нечего сказать? — спросил Алекс.
Артур, наконец, повернулся и посмотрел молодому человеку прямо в глаза.
— Генри не настолько глуп, чтобы убить себя из-за женщины, — произнес он довольно отчетливо. — Несомненно, он направлялся сюда, чтобы покончить со мной. — Он попытался засмеяться, но издаваемые им звуки больше походили на рыдания. — И Господь знает, как бы я этого хотел!
Алекс затряс головой от отвращения.