Всё-таки в глазах Оли некоторое недоумение. Я нажимаю на спусковую кнопку – прекрасный, с недоумением, будет портрет.
Я три кассеты нафотографировал тогда с моей Оленькой.
Она, когда уверилась в том, что я не буду её дальше насиловать, вдруг повеселела. Игра в фотомодель ей понравилась. Потом – она же знала, что красивая. Все красивые женщины это о себе знают. А фотокарточек себя, красивой, никогда не видела. Тем более, в запретном, антисоветском стиле «ню».
Оля подпрыгивала на диване, окончательно его добивая. Взлетали и замирали веером в блеске фотовспышки её длинные волосы. Оля в моих рубашках. Оля в своих чулках. Оля улыбается. Оля грустит. Оля. Оля. Оля…
Я никогда не был таким уж крутым фотомастером. И голую женщину фотографировал впервые. Но вспоминаю те фотографии и думаю, что и сейчас, когда Интернет и когда всё дозволено, наша с Олей фотосессия как-то выделилась бы из общей массы.
Там, в тех фотоснимках, была жизнь. И было чувство.
Мало выставить свет. Мало сделать нужный макияж, подобрать фон. Нужно ещё, чтобы у фотографа с моделью был контакт. Чтобы модель глазами, телом разговаривала с фотографом.
Весь вечер моя молодая, моя стройная и прекрасная девушка Оля весело разговаривала со мной…
Помню, в Питере когда-то попал на выставку фотографий, где впервые открыто были представлены снимки обнажённой женской натуры. Кажется, это было где-то в Гостином дворе. Думал – будет красиво. Хотел посмотреть на искусство. А оказалось – просто фото голых баб. Баба в лодке, баба в кустах. Баба на камне. Кто-то из фотографов успел первым проскочить, когда разрезали красную ленточку, обозначавшую запрет, и выставил свои поделки на главной улице Ленинграда-Петербурга. И народ шёл. Потому что было это по тем временам чудо невиданное…
Оля одевалась.
Поезд уходил рано утром, она попросила меня помочь донести до вагона вещи. Как и все «гости столицы», она накупила всякого дефицита, чтобы свою семью угостить, приодеть.
А утро было тихим, с чистым прохладным воздухом. Солнце только-только начало просачиваться через заросли тополей в нашем квартале бетонных пятиэтажек. Мы с Олей загрузили в багажник такси узлы и чемоданы. Потом ехали, молчали. – Как спала? – Ничего, нормально. – Ничего не забыла? – Кажется, нет.
Белорусский вокзал. Таксист постарался подъехать, как можно ближе. Хороший мужик. Вежливый. Денег взял по-божески.
Мы выгрузили вещи из багажника прямо на асфальт. Машина отъехала. Мы взяли вещи, для одной сумки почему-то не хватало руки. Можно как-то изловчиться, захватить. Тяжёлая. – А что у тебя там? – Где? Не знаю. Это не моя сумка. – А чья?…
Развязываю тесёмки – там гаечные ключи, автомобильные свечи, маленький домкрат. Это мы сумку таксиста, вместе со своими вещами, вытащили!.. Что тут делать? Оставили на месте, пошли к поезду…
Оля показала проводнику билет, я занёс вещи в вагон.
Мы постояли на перроне.
Слов никаких не было. Мыслями Оля была уже не со мной и не в Москве.
Когда прощаются, всё-таки, будто положено поцеловаться.
Мы обменялись вегетарианским поцелуем.
Мы не договаривались когда-нибудь встретиться ещё раз.
Мы и не встретились.
Идеальная жена
Начало осени. Ослепительное солнце среди светящейся ярко-жёлтой листвы кленовой рощи. Этими листьями солнце рассыпалось и по веткам, и по земле. Ослепительно-белая у меня в машине Карина, молодая женщина. Белое платье, тонкое, нежное, белое бельё. Как невеста вся. Муж и двое детей у моей женщины. Нет, у нас ещё ничего не было. Будет. Будет…
Карина – жена начальника ЛЭС на газокомпрессорной станции. И муж у неё козёл. Потому что хам. Потому что жрёт водку. Внешне эти его качества до поры ничем себя не обнаруживают. Одет всегда с иголочки. Туфельки всегда начищены, галстучек. Шофёр тщательно следит за состоянием УАЗика, на котором ездит его начальство, Радмил Борисович Гальцин. Внутри – кошма на потолке и дверцах, чтобы не замёрзнуть зимой, флэшки и диски с записями самого лучшего шансона. Ещё эта козлина, Радмил Борисович, маленький, щупленький. Но с подчинёнными требовательный и взыскательный. Особенно, когда выпьет.
Тогда Радмил Борисович на подчинённых орут, кроют их матом. Но делают это обычно за пределами газокомпрессорной станции, где-нибудь на выезде, в командировке.