— Не отталкивай меня, Ангел, — сказал Хок, и гнев исказил и без того резкие черты его лица, — а то я пойду к Дерри и задам эти вопросы ему, и тогда он узнает что-то такое, что вряд ли хотел бы знать.
Энджел закрыла глаза. Она знала, что Хок растопчет мечты Дерри так же небрежно, как растоптал ее мечты. Этого нельзя допустить.
— Дерри мог бы находиться со мной двадцать четыре часа в сутки как брат моего мужа, — глухо сказала она.
— Гранта? — сощурившись спросил Хок. — Кажется, так звали его брата? Грант?
— Да.
— Что с ним случилось?
— Он умер.
— Когда?
Энджел знала, что ей не избежать этих вопросов, и готовилась к ним, пока бежала по скале к берегу.
«Может, если я расскажу ему все, он найдет в себе сколько-нибудь сочувствия, чтобы не превратить еще четыре недели моей жизни в ад?»
Эта мысль придала Энджел силы. Она глубоко вздохнула; калейдоскоп цветов в ее голове сложился в одинокую розу.
— Грант… — Голос Энджел стал тише и вдруг оборвался.
Она редко произносила вслух его имя и удивилась, что оно больно кольнуло ее. Когда Энджел заговорила снова, ее голос звучал глухо и бесстрастно:
— Грант погиб ночью ровно три года назад. За день до нашей свадьбы. Погиб вместе со своей матерью и моими родителями.
Хок словно окаменел. Он не сомневался, что слышит правду.
Лучше бы он услышал ложь. Ложь можно отбросить, проигнорировать, выкинуть из головы. А правду — нет. Она слишком горька.
Он ощущал всю ее боль, она выплескивалась в него волнами беспомощной ярости, но голос Энджел оставался спокойным, ничто не дрогнуло в ее лице. Лишь чуть припухшие глубокие, как море, глаза выдавали ее чувства.
Слова лились нескончаемым потоком, но глаза Энджел оставались сухими.
— Я бы тоже умерла, — говорила она, — если бы Дерри не вытащил меня из-под обломков горящей машины. Я была в очень тяжелом состоянии. Он отвез меня в больницу и сражался за мою жизнь упорнее, чем я сама, а потом заботился обо мне до тех пор, пока я не встала на ноги.
— Так какого черта ты не переспала с ним? — огрызнулся Хок. Глубокое чувство, скрывавшееся в спокойных словах Энджел, злило его все больше и больше.
— Наша любовь друг к другу не такая, как ты думаешь.
Хок ждал.
Энджел взгянула на него и не увидела в его лице ни капли сочувствия.
— Не знаю, смогу ли я все объяснить тебе так, чтобы ты понял, — сказала она. — Дерри — единственный человек на свете, который может разделить со мной мои воспоминания о юности, о родителях, о Гранте, о пикнике на побережье, об ослепительной красоте первой любви. Только Дерри помнит тот вечер, когда мы с Грантом объявили о своей помолвке, слова, которые прозвучали тогда, и…
— Почему бы вам на пару не построить ему святилище? — холодно спросил Хок.
Он не мог понять, почему при одной мысли о том, что Энджел кого-то любила, его охватывает безрассудная ярость.
Даже если этот человек уже мертв.
Бешенство стальными когтями рвануло с таким трудом достигнутый душевный покой Энджел, и она задрожала, пытаясь удержать себя в руках.
— Тебе очень подходит твое имя, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Ястреб — хищная птица. А я легкая добыча, не так ли?
— Поэтому ты прошлым вечером удрала домой? Ты боялась, что снова окажешься у меня в постели?
Презрительное выражение на лице Хока неожиданно придало ей силы.
— Нет, — спокойно ответила Энджел, — я не боюсь снова оказаться у тебя в постели. Просто я хорошо усвоила старое выражение: не мечите бисер перед свиньями.
— Это твоя девственность бисер? — едко спросил Хок.
— Нет, но к тебе очень применимо это выражение. Ты вел себя как настоящая свинья.
На мгновение воцарилась напряженная тишина, потом Хок тихо, но зловеще спросил:
— Почему ты отдалась мне, Ангел? Ты ведь отдалась мне. Я не брал тебя силой. Или ты все утро утешалась этой ложью? Бедным маленьким ангелочком овладел искушенный ястреб, — произнес он кривляясь.
Энджел вдруг обрадовалась, что проплакала всю прошлую ночь. Наверное, поэтому сейчас слез не было. Где-то в глубине ее души безмолвный, не дающий покоя вопрос «почему?» превратился в «как?».
Как она могла так сильно ошибиться в этом человеке?
Найдя для себя ответ, она, не задумываясь, произнесла его вслух.
— Я подумала, что люблю тебя, — сказала Энджел. — Это была ужасная глупость. Я перепутала желание с любовью, и теперь не осталось ни того, ни другого.
Зрачки карих глаз Хока расширились, затем сузились до черных, смоляных точек. От удивления он не мог вымолвить ни слова.
Энджел произнесла слово «любовь» с той же нарочито грубоватой интонацией, с какой его обычно произносил Хок. И эта интонация подсказала ему, что он ранил Энджел так же сильно, как когда-то ранили его.
Эта мысль впилась в него, словно крюк, причиняя боль при каждом вдохе.
Хок не хотел верить своим глазам. Так переживать может только истинно влюбленный человек, но он не верил в любовь со дня своего восемнадцатилетия. Любви не бывает.
— Есть еще вопросы? — хладнокровно спросила Энджел.
Хок промолчал. Ему нечего было сказать.
— Ну и отлично, — решительно заключила Энджел. — Поехали на рыбалку.
Ее намеренно холодный тон вновь разъярил Хока.
— Ты холодна, как это море.
Энджел посмотрела на переливающуюся гладь воды, в которой отражались облака.
— В море кипит жизнь, — возразила она. — Я холодна, как хищная птица. Мертвая. Ты собираешься ехать на рыбалку?
— Я предпочел бы сломать тебе шею.
— Будет обидно, — безразличным тоном ответила Энджел и повернулась лицом к Хоку. — Это чуть ли не единственная часть моего тела, которая не была ни сломана, ни разбита.
Хок приблизился к ней, его голос изменился.
— И сердце было разбито? — тихо спросил он.
— Сердце мое разбилось задолго до того, как я повстречала тебя.
— Ангел.
Дыхание Хока щекотало ей виски. Чувства, которые она старательно подавляла, всколыхнулись в ней, угрожая вырваться из-под контроля.
— Не называй меня так, — резко оборвала его Энджел.
— Почему? Потому что он звал тебя Ангел?
— Он?
У Хока задрожали ноздри. Он придвинулся еще ближе, так близко, что мог различать запах ее духов.
— Парень, которого ты любила. Брат Дерри.
Энджел отвернулась, ненавидя исходящее от Хока предательское тепло, которое она ощущала даже через ткань платья.
— Если не поторопиться, мы пропустим прилив.
— Ты мне не ответила.
Энджел отвернулась так внезапно, что крошечные колокольчики вздрогнули и зазвенели. Хок стоял всего в нескольких дюймах от нее, но голос Энджел был так тих, что он едва мог разобрать ее слова.
— Грант называл меня Энджи, дорогая, милая, сладкая, любимая. Он говорил, что я — его рассветная заря, что я…
— Но ты ведь не спала с ним, — грубо оборвал ее Хок, не желая больше этого слушать.
— Нет. Это единственная вещь в жизни, о которой я жалею.
Против ее воли слова полились сами. Энджел не могла остановить их, даже если бы это грозило пошатнуть мир, который она с таким трудом воссоздала из осколков прошлого.
— Боже, как я сожалею об этом! — хрипло сказала она. — Особенно сейчас!
Дыхание Хока стало прерывистым. Он знал, что Энджел вспоминает, как безрадостно она стала женщиной в его руках.
Она говорила так тихо, что Хоку приходилось напрягать слух, чтобы услышать каждое ее слово, почувствовать каждый крючочек, вонзавшийся в него, каждую колючку, прорывающуюся сквозь оставленные жизнью шрамы к чувствительной плоти.
— Знай я, что он умрет, я бы отдалась ему. — Голос Энджел дрожал от напряжения. — Но я была молода. Я думала, что у нас впереди еще так много времени. Вся жизнь. А Грант…
Когда прозвучало это имя, голос ее оборвался, но лишь затем, чтобы обрести спокойствие. Она вновь заговорила — бесстрастно и уверенно.