Людовик ухмыльнулся и, поднявшись на ноги, элегантным жестом подал собеседнице руку, дабы сопроводить ее к предоставляемому ей ложу.
— Ты — дочь Альберта, Татьяна, — он подвел ее к выходу с кухни и неожиданно мягко улыбнулся, — Дочь величайшего среди магов. Не знаю, как насчет силы носителя, но какие-то его способности ты, вне всякого сомнения, переняла и, полагаю, именно они помогают тебе понимать другие языки. Перестань волноваться.
Девушка, выслушавшая эти слова с нескрываемым удивлением, невольно улыбнулась сама и легко повела подбородком вправо.
— А ты изменился… — негромко отметила она, — Как будто и в самом деле наконец повзрослел.
— Да? — озадачился ее собеседник, — Это ужасно. Когда закончим всю эту эпопею, обязательно наемся молодильных яблок!
Глава 5
Розовато-серый рассвет, подкрашенный тенью зашедшей луны, проник в комнату и мягко окутал, укрыл спящую девушку как вторым одеялом. Татьяна вздохнула и, вздрогнув, открыла глаза. На второй кровати, находящейся возле противоположной стены комнаты, мирно спал Людовик, разметавшись во сне и приоткрыв рот. Кругом царила тишина, с улицы не доносилось ни звука, как будто город за окном неожиданно вымер или же просто, как и они, накрепко уснул.
Девушка села на кровати и, улыбнувшись, коснулась ладонью живота. За последние два месяца она привыкла просыпаться рано утром от тошноты, сопровождающей ее положение и, как это ни странно, не была так уж недовольна этим. Ее радовали все проявления беременности, радовал сам факт того, что под сердцем она носит дитя, и не было, казалось, ничего, что могло бы омрачить эту радость.
Она аккуратно спустила ноги с кровати, намереваясь посетить туалетную комнату, дабы избавиться от тошноты привычным способом, как вдруг неожиданно замерла, сполна осознавая собственное состояние.
Тошноты не было.
Татьяна потрясла головой и вновь, уже скорее испуганно, чем радостно, ощупала свой живот. Никаких изменений, казалось бы, в нем не наблюдалось — он был таким же, как и всегда, таким же, каким был еще месяц назад, и два месяца, и три, и… Она глубоко вздохнула и резко вскочила, морально готовясь пошатнуться — ее положение сопровождалось, как правило, еще и головокружением, а резкие движения его провоцировали.
Голова не кружилась, мир вокруг никуда не уплывал; вскочившая на ноги девушка стояла твердо и уверенно.
Она испуганно прижала руку к бешено колотящемуся сердцу и, вновь сев, стиснула ладонями виски, начиная медленно, очень-очень медленно сознавать неотвратимость происшедшего.
В этом мире… в этом безумном, сумасшедшем мире, она не существовала! Она никогда не бывала в Нормонде, потому что и Нормонда в эти дни уже не было, она никогда не знакомилась с Эриком, потому что он, судя по всему, все это время был в плену у Альберта… она никогда не выходила за него замуж, у них никогда не было детей! Никогда.
Страшное слово отдалось эхом в сознании Татьяны и она, вздрогнув, слабо всхлипнула, дрожащим голосом окликая:
— Лю… Людовик!..
Сонное мычание было ей ответом — оклик Луи, безусловно, услышал, но реагировать на него явно не хотел.
Девушка, нервничая с каждой секундой все больше и больше, вскочила на ноги и негодующе топнула.
— Кто говорил, что чем раньше начнется день, тем лучше?! Луи!
— О, господи… — молодой маг, с превеликим трудом кое-как разлепив глаза, широко зевнул и, покосившись на свою возмущенную гостью, лениво швырнул в нее подушку, — Отстань, неугомонная авантюристка, дай поспать ребенку.
Татьяна, в душе которой последнее слово вызвало просто взрыв боли, стиснула руки в кулаки, сдерживая себя.
— Ты не ребенок! Просыпайся, кому говорят!!
Людовик, отчаянно зевая и кое-как протирая глаза кулаком, сонный, взъерошенный после сна, помятый, кое-как сел на кровати и, подтянув к себе колено, нежно обнял его, окидывая собеседницу далеким от симпатии взглядом.
— Ну и чего ты хочешь от меня, женщина? Предупреждаю — без завтрака я на подвиги не готов.
— Мне вот сейчас как-то не до завтрака, — огрызнулась девушка и, сделав небольшой шажок к собеседнику, испуганно прижала руки к груди, — Луи… Я… Меня не тошнит…
Парень, вне всякого сомнения ничего не понявший, в очередной раз широко зевнул и взъерошил и без того лохматую шевелюру.
— А разве должно? Нет, конечно, я понимаю, может быть, с утра я выгляжу не очень презентабельно, но чтобы тошнить…
— Идиот, — совсем разозлилась Татьяна, — Не от тебя тошнить должно, а от ребенка! То есть… от того, что я… он…
Луи потряс головой, явственно пытаясь сообразить, о чем идет речь.