Веревка, недавно созданная самим магом, легко развязалась и соскользнула на палубу, позволяя оборотню, довольно улыбнувшись, с видимым наслаждением потянуться и расправить затекшие руки. Несколько секунд он молчал, совершенно не обращая внимания на скрестившего на груди с самым, что ни на есть, претенциозным выражением, руки мага, и глядя исключительно на настороженно замершую девушку. А после медленно, несколько неуверенно, склонился в поклоне, немного опуская голову и прижимая руку к груди.
— Благодарю тебя, — негромко и очень мягко произнес он, и Татьяна ощутила, как по губам сама собою расползается улыбка. Видеть, как в старом друге вновь просыпается расположение к ней, было приятно.
Ричард выпрямился и, расправив плечи, окинул долгим взглядом судно, окружающий его морской простор, высокое голубое небо, и неожиданно широко улыбнулся сам.
— Все-таки хорошо быть на свободе, — задумчиво произнес он, обращаясь, похоже, по-прежнему исключительно к девушке, — Чем в трюме, где темно, тесно, да еще и кто-то рычит.
Татьяна вздрогнула, дернулась, как от удара и, широко распахнув глаза, пораженно уставилась на мужчину. Интуиция, не так давно предупредившая ее о надвигающемся важном событии, неожиданно завизжала, как резанная, извещая, что событие наступило.
— Рычит?.. — медленно повторила она, и уже даже открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, но Людовик, ненавидящий, как и его брат, оставаться в стороне от важных разговоров, не дал ей этого сделать.
— Песик с клаустрофобией! О, позор на мои кудри золотые да седины серебряные, что ж ты сразу-то не сказал об этом? Мы бы тебя тогда не в трюм сажали, а просто культурно привязали бы к якорю на радость рыбкам, или к мачте на прокорм птичкам. Зачем же было ждать, когда начнутся галлюцинации?
— Это не галлюцинации, — огрызнулся оборотень, вне всякого сомнения, недовольный тем, что в его разговор с девушкой влезают скептически настроенные юноши, — Там действительно кто-то рычит, можешь сходить да послушать. Где-то по левую руку от меня… за перегородкой.
— За перегородкой?.. — Татьяна, быстро глянув в сторону занятого изучением карты капитана, взволнованно шагнула ближе к собеседнику и, глянув на хихикающего Людовика, нахмурилась. Серьезности ситуации юноша явно не понимал, не желая принимать ее, поэтому приходилось выяснять все самостоятельно.
— То есть… Да, Андре упоминал, что вниз можно спуститься по лестнице, есть еще одно помещение рядом с трюмом… Ты уверен, что слышал рычание?
— Я не глухой, — мужчина нахмурился, вероятно, начиная подозревать и девушку в недоверии ему, — Я слышал рычание также ясно, как слышу тебя, причем несколько раз и… Эй-эй, ты куда это?
Девушка, уже решительно направившаяся в сторону трюма и оказавшаяся остановлена не только словами, но и рукой Ричарда, недовольно остановилась.
— Хочу сходить взглянуть на того, кто рычит, конечно. Разве непонятно?
Людовик, как-то сразу посерьезневший, сдвинул брови и, покосившись на оборотня, немного повернул голову вбок, взирая на искательницу приключений искоса.
— Ты с ума сошла? А подмогу с собой взять? Нет? Хочешь, чтобы тебя съели, да?
— Я согласен с этим парнем, — мужчина неприязненно поморщился, упирая одну руку вбок, — Идти в одиночку смотреть на того или на то, что там рычит — верх безрассудства! И… честное слово, Татьяна, я бы не хотел, чтобы с тобой что-то случилось.
Татьяна, медленно переведшая взгляд с одного из своих собеседников на другого, расплылась в широкой улыбке.
— Ты запомнил мое имя, — отметила она и, отступив на шаг, весело махнула рукой, — Не переживайте. В чем я уверена, так это в том, что тот, кто сидит в трюме, на меня рычать не будет, — она улыбнулась и, мимолетно подмигнув кому-то из своих собеседников (кому именно, она не знала и сама), уверенно направилась в нужную сторону.
Людовик, проводив ее долгим взглядом, тяжело вздохнул и, махнув рукой, панибратски хлопнул Ричарда по плечу.
— Что ж поделаешь, Рикки, нас с тобой бросили на произвол судьбы. Пойдем, объясню тебе, что ли, основы мореходного дела…
Оборотень, медленно переведя взгляд на молодого нахала, неспешно поднял руку и, взяв запястье юноши двумя пальцами, аккуратно убрал его ладонь со своего плеча.
— Не прикасайся ко мне, молокосос, — процедил он, разворачиваясь на каблуках, — В мореходстве я разбираюсь получше тебя.