Быстро прохожу по периметру здания, осматривая прилегающую округу. Длинная сторона магазинчика выходит на улочку, остальные — на соседние дворы с крохотными жилыми домами. В принципе, можно прорваться через них на соседнюю улицу, но в моей голове рождается другой план, исключающий позорное отступление.
Пока я совершал обход своего «форта», по лестнице успели подняться двое, третий уже был на последних ступеньках лестницы. У одного в руках дрын, у другого — булыжник; третий, кажется, лезет налегке.
Решительно иду в наступление на передовой вражеский отряд. Защищаясь от удара палкой, ставлю блок. Левую руку пронзает боль, но дрын ломается пополам. Угощаю азиатского молодца «двоечкой» по корпусу и одновременно ухожу от запущенного камня. Переключаюсь на метателя булыжников. Двух ударов в голову хватает — парень закатывается под низкий бортик. Третий успел подняться по лесенке и спрыгнуть на крышу; в его руке поблескивает лезвие ножа. Спешу покончить с ним, пока не подоспело подкрепление. Уйдя от двух выпадов, перемещаюсь в сторону так, чтобы низко висящее над горизонтом солнце слепило его, а не меня. Маневр удается: я легко выбиваю из его руки нож, обхватываю коротко стриженную голову и дважды прикладываюсь к ней коленом. Все, этот «товарищ» не боец как минимум на десять минут.
Вдруг слышу за спиной возню. Оборачиваюсь. По стене со стороны улицы на крышу забираются сразу четверо. Черт. Вот обезьяны! Оказывается, моя крепость не такая уж и неприступная. Но четверо — далеко не толпа. Это нормально. Нужно торопиться, иначе по лестнице к ним подоспеет подмога, и тогда мне придется туго.
Первого пацана я швыряю на несколько метров к центру крыши. Второго сбиваю с ног ударом локтя в грудь. Третий дико кричит и падает от травмы широкой латеральной мышцы бедра. Я его понимаю — это очень больно. Зато четвертый достает меня куском арматуры по плечу. И опять по левому… Тороплюсь обезвредить опасного психа, машущего перед моим лицом увесистой железякой. Тороплюсь, потому что по лестнице, словно тараканы, поднимаются остальные. Сколько их там — одному богу известно… Наверное, он меня разозлил своим назойливым желанием размозжить арматурой мой череп. Разозлил, и я, улучив момент между взмахами, дал ему сдачи. Безобидно звучит. Но парнишка после моего удара улетел за пределы крыши и повис на проводах, натянутых меж двух соседних столбов.
С силой удара я, конечно, перестарался, но это была сущая ерунда — выжил бы, оклемался. Какие-то провода выше проклятого пучка оказались оголенными. Парня затрясло — погружавшуюся в сумерки округу озарило яркой вспышкой. Поджаренный бедолага вскрикнул, судорожно дернулся и рухнул с приличной высоты на асфальт. Всех его товарищей как ветром сдуло с лестницы. Почуяв запах смерти, они бросились врассыпную. Я же под завывание полицейской сирены рванул через прилегающие дворы на соседнюю улицу.
Сумерки быстро сгущались, и это отчасти помогло оставаться незамеченным. Я мчался по узким переулкам, шарахался от света фонарей и редких прохожих, сворачивал в какие-то тупички и закоулки…
Лишь через полчаса сумасшедшего марш-броска удалось выбраться на более или менее оживленную улицу. Усевшись на лавку остановки общественного транспорта, я стер с лица и рук остатки крови, привел в порядок одежду, отдышался.
И, поймав такси, назвал улицу, на которой находился отель «Linden Suites».
Глава четвертая
Филиппины; Манила.
Настоящее время
Покинув ночной бар, мы с Горчаковым неспешно прогуливаемся по парку, на который выходят окна моего гостиничного номера.
— Ну, так что? — испытывающе глядит он на меня, словно ждет ответа. На самом деле все давно решено и моего согласия не требуется. Просто старик желает соблюсти видимость демократии и полной гармонии в отношениях «начальник — подчиненный».
Поморщившись, соглашаюсь:
— Хорошо, я займусь этим делом. Все равно хотел сваливать из Манилы.
— Сваливать? — удивленно переспрашивает он. — Неужели надоело отдыхать?
Приходится рассказать об избиении «младенцев» возле рынка, о знакомстве с Джиан, о побоище на крыше магазинчика и гибели на оголенных проводах одного из нападавших.
Поигрывая зажигалкой, генерал качает головой.
— Вот объясни старому дураку, Черенков, как тебе это удается?