— Нет, спасибо, — покачал головой Андрей.
Что толку врать про день рождения, если вчера он «провалился» прямо дома. Если б на улице, по дороге с работы, а так…
— Да я без бабок, — расценил отказ по-своему патрульный. — Из мужской солидарности.
— Не надо. — Андрей быстро прикидывал в уме повод отказаться повежливее. — Пальто у меня все в грязи.
— Скажешь, оступился, упал. Со всеми случиться может.
— Так она же подумает, что я вообще пластом лежал, раз на ногах не смог устоять. Спасибо, конечно, за предложение, но я уж лучше сам.
— Смотри, как хочешь. Наше дело предложить…
«Девятка» с ревом пронеслась по кольцу на площади Курчатова, лихо помчалась по улице Максимова.
— Тебе куда здесь? — спросил патрульный.
— Вон желтые трехэтажки, видите?
— Ну?
— Во двор, пожалуйста.
— Понял. — Патрульный сбавил скорость, свернул в сквозной дворик.
«Девятка» подрулила к нужному подъезду. Патрульный заглушил двигатель, протянул пассажиру ключи:
— Держи, брат, и больше так не наедайся.
Они выбрались из машины. Андрей автоматически взглянул на окна своей квартиры. Никого. Зато успел заметить лицо соседки из квартиры этажом выше. Та сразу же отпрянула, задев занавески. Настоящая болезнь у жильцов низких домов. Одни заглядывают в окна, другие «пасут» из окон. А что еще делать, если из кухни видно три улицы?
— Смотри, — патрульный проследил взгляд. — А то давай зайдем.
— Нет, спасибо. Всего доброго. Спасибо, что отвезли.
— Счастливо, — усмехнулся тот. — Не дрейфь. Покричит и успокоится. Тоже нужно. Она же небось ночь не спала, ждала. Наволновалась.
— Да, конечно, — покорно согласился Андрей.
— Бывай.
— До свидания.
Патрульный быстрым широким шагом направился к арке, а Андрей понуро побрел к подъезду. Он точно знал, как будут развиваться события дальше. Таня никогда не повышала голоса. Не было этого раньше, не будет и теперь. Ссоры переносились бы Андреем значительно легче, если бы не совместная работа. На службе Таня вообще старалась не выходить за рамки деловых отношений, чтобы личное не отражалось ни на его, ни на ее карьере, а тут и вовсе превращалась в айсберг.
Андрей вошел в обширный холл, затопотал на второй этаж.
Дверь в квартиру была открыта. Таня стояла перед зеркалом, наводя красоту. Впрочем, ей не требовалось уделять много времени макияжу. И так мужики на улице оборачивались. Высокая, стройная, обладающая притягательным шармом, фантастически красивая, в ссоре Таня становилась просто прекрасной. Холодность шла ей, придавая природной красоте изысканный аристократизм.
Андрей остановился на пороге, не закрывая дверь, держась за створку, как будто та могла послужить щитом. На его появление не отреагировала. Никак. Словно он был прозрачным, как стекло. Щелкнул замок наверху. Соседка «пошла в магазин». До второго этажа и обратно. Дремлет в нашем человеке потомственный чекист. Чужие ссоры — бальзам на сердце.
— Танюш, — неловко промямлил Андрей, — извини. Так получилось. — Жена молчала, продолжая подкрашивать ресницы. Презрение шло от нее волнами. Холодное и колючее. — Сам не знаю, что на меня нашло…
Она положила тушь в крохотную косметичку, подвела губы, закрыла сумочку, повернулась к мужу.
— Ключи от машины, — сказала, как холодной водой окатила.
— Танюш…
— Ключи от машины, — тем же ровным, тяжелым, как каток, тоном потребовала она. — И не заставляй меня ждать.
— Танюш, сейчас вместе поедем. Мне только переодеться, — забормотал он быстро. — Пять минут, а?
— Ключи. — Она шагнула к нему. В карих глазах ее горел злой огонек. Татьяна посмотрела ему за плечо, сказала резко и неприязненно: — Доброе утро, Анна Михайловна. Вам интересно, о чем мы говорим?
— Доброе утро, Танечка. Я вот в магазин собралась… — донеслось с лестничной площадки старушечье шамканье.
Андрей спиной почувствовал, как Анна Михайловна потряхивает предусмотрительно прихваченной тряпичной сумкой, пропитанной картофельной землицей.
— Он уже открылся. А в нашей квартире никаких магазинов нет. — Татьяна посмотрела на Андрея. — Закрой дверь. Не надо делать наши проблемы достоянием всего подъезда.
— Танюш. — Андрей вошел в прихожую, закрыл дверь, точно зная, что старушка поспешно приникнет пигментированным ухом к двери.
Анна Михайловна, неутомимая «стукачка» всех времен и народов, жила здесь с тех самых пор, когда эти вот трехэтажки отстроили пленные немецкие солдаты. Случилось это то ли в сорок шестом, то ли в сорок седьмом. Нештатная труженица «невидимого фронта», она написала столько «сообщений» в «товарищеские органы», что их можно было бы издать пятидесятитомным собранием сочинений.