— Что толку-то? — зло оскалился Чернозерский. — Вы же как волки. К вам попал — все. Считай, съели. Вам же невиновного человека посадить — раз плюнуть. И факты подгоните, и нужные доказательства представите.
— Ну зачем же вы так? — терпеливо возразил Волин. — Взяли-то вас за дело. И доказательства у нас чистые, и свидетельства. Не для протокола, мы ведь оба знаем, что фальсификацией тут и не пахнет.
— Добрячка играете? Мне уже в камере все объяснили. И про методы ведения следствия, и про остальное. — Волин только пожал плечами. — Короче, так. Я никого не убивал, ничего противозаконного не совершал и полностью невиновен. И… и… Я вообще отказываюсь давать показания без адвоката! — взвизгнул Чернозерский, с ненавистью глядя на Волина.
— А зачем тебе адвокат, если ты невиновен? — быстро и жестко выпалил Стас. — Вину за собой чуешь? Чуешь за собой вину? Чего молчишь?
— Стас, иди погуляй, — сказал Волин.
— Что?
— Я говорю, погуляй пойди. В коридор.
Стас возмущенно цыкнул зубом, но все-таки сполз с подоконника и покинул кабинет.
Чернозерский вздохнул, тяжело уставился за окно. На лице его было написано напряженное ожидание.
— Виталий Михайлович, после гибели Светланы Вихрев ради вас палец о палец не ударит. Надеюсь, это понятно, — спокойно произнес Волин, записывая в протокол: «Отдачи показаний отказался». — Станете вы давать показания или нет — не суть важно. Не стану врать, это могло бы повлиять на ваше будущее положительным или отрицательным образом, но изменить его кардинально — нет. Сидеть так или иначе придется. Вопрос только в том, сколько сидеть. Мы знаем, что у вас был сообщник. Координатор. Судя по всему, именно он и занимался исполнением спланированных вами убийств. Рассказ о нем будет квалифицироваться как оказание помощи следствию. Оказание помощи следствию воспринимается судом как знак искреннего раскаяния. — Волин выдержал паузу. Чернозерский по-прежнему смотрел в окно. — Надеюсь, вы понимаете, после того как к делу будет допущен адвокат, ни о каком чистосердечном признании, раскаянии, а тем более об оформлении явки с повинной речь уже не пойдет. — Еще одна пауза. — Хорошо, Виталий Михайлович. Я занес в протокол, что от дачи показаний вы отказались. Хотите, чтобы мы пригласили какого-то конкретного адвоката?
— Да. Самого лучшего! — резко ответил тот. — Кто у нас лучший? Резник? Вот его и пригласите.
— Виталий Михайлович, вы пока не знаете, но ваши банковские счета аннулированы.
— Как? — Чернозерский побледнел. — Кем?
— Вашим тестем. Леонидом Леопольдовичем Вихревым. Думаю, на Резника теперь у вас денег не хватит. Есть еще какие-то предложения? — Чернозерский выглядел пришибленным. — Тогда мы сегодня же направим в районную юридическую консультацию запрос о предоставлении вам общественного адвоката. И кстати. Знаете, почему Скобцов обратился ко мне? Он боялся, что Вихрев не позволит ему дожить до суда. — Волин понимал, что его действия вполне могут быть квалифицированы как «оказание давления на подследственного», но не видел других способов разговорить Чернозерского. Он нажал кнопку вмонтированного в крышку стола звонка и, когда конвоир открыл дверь, произнес: — Отправьте арестованного в ИВС.
— Стойте, подождите! — Чернозерский панически взглянул на Волина, на оперативников. — Сколько мне скостят, если я вам все расскажу?
— Думаю, лет пять-семь, — ответил Волин, доставая из стола чистый бланк. — Это примерно треть срока.
— Хорошо. Пишите. Я ничего не планировал. Все придумал он.
— Минуточку, минуточку, — Волин заполнял графы. — Давайте поконкретнее. «Он» — это кто?
— Скобцов, конечно, кто же еще, — чуть не выкрикнул Чернозерский. — Этот урод — психопат! Самый настоящий! Понимаете? Натуральный сумасшедший!
— Стоп. Минуточку. Давайте по порядку. В сейфе у Скобцова лежали фальшивые бумаги, так?
— Да. На собрании он подписал подлинник, а потом подменил его на фальшивку.
— Хорошо, — кивнул Волин. — Отлично. Кто принес фальшивую бумагу в банк?
— Так он же и принес!
— Кто?
— Скобцов! Я же вам говорю! Он — псих. План убийства Светланы и похищения денег — его план, а не мой. Я вообще ничего не планировал. Жил себе спокойно, пока Скобцов не прислал мне эти долбаные фотографии.
— Какие фотографии?
— Ну… Снимки, где мы с Татьяной… Одним словом, не в самом приличном виде. Не знаю, как ему удалось их сделать. Но они были. Я мог потерять все: карьеру, деньги, здоровье. — И, оценив удивленный взгляд Волина, выпалил: — Да, да, вы не ослышались. Мой тестюшка способен и не на такие вещи. Впрочем… Что я вам говорю. В этой бл…кой стране все возможно. Я подумал, что речь идет о банальном шантаже, и даже приготовил определенную сумму, надеясь выкупить негативы. Скобцов позвонил мне через неделю и назначил встречу. Вечером, в парке Горького.