— Еще бы. Ведь эвтаназия в нашей стране запрещена.
— Именно поэтому мои знакомые готовы хорошо заплатить тому, кто навсегда избавит их от мучений. А все они, между прочим, довольно состоятельные люди, — сказал Фитиль и неожиданно спросил: — Вы слыхали о Дереке Олдмене?
— Олдмен… Олдмен… кажется, есть такой специалист по исследованию замедления биохимических процессов в организме. Или Олдмейз? Но зовут его точно не Дерек.
— Удивительно, профессор, — наградил Фитиль Комарова званием, о котором тот мог только мечтать, — вы же работали над антифризом, а ничего не знаете о Дереке Олдмене.
— Он тоже имеет отношение к заморозке?
— Самое непосредственное. Дерек Олдмен возглавляет фирму, которая впервые в истории начала замораживать еще живых людей. Или, скажем так, почти живых людей.
— А! — на лице Киселева отобразилось понимание. — Это человек, воспользовавшийся изобретением Яна Хилла. То есть вы хотите сказать, что раз кто-то сумел изобрести безопасный антифриз, у нас это тоже получится.
— Возможно, — досадливо поморщился Фитиль. — Но людям, которые молят об избавление от мучений, некогда ждать, пока вы повторите успех американцев.
— Тогда я не совсем понимаю.
— Все элементарно, профессор. Олдмен выиграл суд и добился права замораживать живых людей. Заморозку признали не эвтаназией, а погружением людей в длительный сон. Мы здесь, в России, создадим фирму, аналогичную фирме Олдмена. Пока с использованием вашего антифриза.
— Но это будет чистой воды убийство! — от неожиданности Комаров повысил голос.
— Тише вы! Лучше вспомните, о чем я говорил. Эти люди умоляют о смерти и готовы хорошо заплатить, но родственники опасаются нарушить запрет на эвтаназию. А мы этот запрет обойдем, поможем хорошим людям и денег заработаем.
— Ну, если так, то у меня осталось немного антифриза, — с сомнением в голосе произнес Комаров.
— Профессор, вы узко мыслите. Представьте, сколько в России безнадежно больных людей! И среди них хватает состоятельных граждан.
— Допустим, — Михаил Эдуардович не испытывал восторга от затеи Фитиля. — Но закон принят в Штатах, а не России.
— Примут. Мы же теперь во всем подражаем цивилизованным странам, — усмехнулся Фитиль. — Проблема в другом. Вдруг чисто внешне будут заметны признаки смерти?
— Признаки смерти? На замороженном теле? Интересно, как вы это себе представляете?
— Ну, я не знаю, там, жуткая гримаса или еще что.
— Сомневаюсь. Возможно, тщательный анализ тканей покажет наличие ядовитых продуктов частичного распада антифриза, однако внешне этого не определить. По крайней мере мыши выглядели нормально.
— Кто же позволит резать человека, который заплатил большие деньги за то, что в будущем его воскресят? Дадут только посмотреть. А ваши мыши — не показатель. Шерсть все скрывает. Нужен опытный экземпляр с безволосым лицом.
— У некоторых обезьян морда без шерсти и хорошо развита мимика, — тут же нашелся Комаров, с ужасом догадываясь, кого имел в виду его собеседник под опытным экземпляром.
— Для начала пойдет и обезьяна, — равнодушно согласился Фитиль. — Вы мне назовите породу. Сейчас за деньги можно достать, что угодно.
— Хорошо, я уточню в справочниках и позвоню вам.
— Только я хотел бы сам все увидеть.
— Это сложнее. У нас сидит вахтер и, кроме того, вечером двери института закрываются.
— Я могу прийти днем.
— Не стоит. Лучше провести опыт без любопытных глаз. И я, кажется, знаю, как вас впустить.
Через три дня Фитиль подъехал к институту. Его сопровождал Корнеплод, форма головы которого объясняла, почему ему дали такое погоняло. Обеими руками он держал большую клетку, завернутую в покрывало.
Михаил Эдуардович уже ждал их в большой комнате на цокольном этаже. Здесь стояли скоростные центрифуги, находившиеся в общеинститутском пользовании. Поэтому Комаров сумел взять ключ от комнаты — якобы для работы. Он распахнул створку большого окна, и Фитиль с Корнеплодом оказалась в здании.
— Есть маленькое неудобство, — сообщил Михаил Эдуардович. — После окончания работы лифты отключают, придется идти по черной лестнице.
— Высоко? — поинтересовался Фитиль.
— Четвертый этаж.
— Ерунда.
— Я заморозил лабораторную крысу. Посмотрите, как она выглядит, — сообщил ученый.
Крыса оставила Фитиля равнодушным.
— Давайте займемся обезьяной, — нетерпеливо сказал он.
Корнеплод снял покрывало. Комаров увидел очаровательную обезьянку величиной с пуделя. Рот примата был прихвачен скотчем. Корнеплод схватил обезьянку и бесцеремонно вытащил из клетки. Та, будто предчувствуя ужасную судьбу, энергично отбивалась всеми четырьмя лапами.