– Белла гиперактивна, реагирует на все чересчур импульсивно, и… мне кажется, чем дальше, тем только хуже.
– Ей пять лет. Всем маленьким детям присущи активность и импульсивность.
– Не думаю. И потом, у них все проявляется иначе. А еще эти ночные кошмары… они типичны для детей аутистического спектра ее возраста.
Когда Белла начала видеть сны – а это случилось пару месяцев назад, – Селеста страшилась даже заходить в ее комнату. Боялась, что, разбудив Беллу, причинит девочке необратимый, непоправимый вред – как в сцене, которую она увидела когда-то в фильме или прочитала в книге. Луи о такой вероятности не слышал. И это он заходил в спальню дочери и тряс ее, пока Белла не пробуждалась. Со временем Селеста убедилась, что такие «встряски» никакого вреда девочке не приносили. И, что гораздо важнее, Белла переставала орать как резаная.
– Не думаю, что мы можем поставить Белле такой диагноз, как аутизм, только потому, что ей снятся плохие сны.
– Но речь не об одних снах. Обо всем в целом. – Переместившись, Селеста наклонилась корпусом к Луи. – Ты же знаешь, какая она чувствительная.
– А что плохого в чувствительности?
– Я имею в виду чувствительность к текстурам, – пояснила Селеста, смахнув с бедра несуществующую пушинку. – Ты помнишь, что было с Беллой, когда я несколько недель назад попыталась надеть на нее льняной джемпер? – Селеста не сомневалась, что Луи это запомнил, потому что дело кончилось тем, что они обе – и мать, и дочь – разревелись. – И она не ест бананы, – добавила Селеста спустя пару секунд.
– Ну, я тоже не люблю бананы.
– Но разве у тебя хотя бы раз бывал из-за них нервный срыв?
Судя по виду, Луи всерьез задумался над вопросом жены.
– А одержимость дельфинами, – продолжила Селеста. – Я читала, что подобная зацикленность на чем-то одном типична для детей, страдающих аутизмом.
Ее слова упали тихо и мягко, как легкие перышки. Луи замолчал, погрузившись в свои мысли; адамово яблоко на его шее слегка выпятилось.
– Не знаю, – в итоге медленно произнес он голосом, полным сожаления, как будто сообщал жене новость, способную ее огорчить. – Просто мне кажется, что воспитательница сказала бы нам что-нибудь, имейся причины для беспокойства. Как ты полагаешь?
Селеста вспомнила мисс Бонни. Из всей косметики эта женщина, готовясь к встрече с ними, позволила себе лишь светло-розовую помаду, которую нанесла на губы тонюсеньким слоем и явно не умеючи. Это не укрылось от внимания Селесты и даже расположило ее к воспитательнице. А теперь ей подумалось, что столь «сдержанный» макияж объяснялся чем-то еще – скорее всего, молодостью и безыскусностью мисс Бонни. И разве они могли воспринимать серьезно женщину, которая была настолько молода, что не нуждалась даже в тональном креме или корректоре под глаза?
– Возможно, она не знает, на что именно обращать внимание, – сказала Селеста.
И вперила взгляд в мужа, наблюдая за его реакцией. Луи отнял руку от окна и положил обе кисти на руль. Селесте вспомнилось их первое свидание, почти десяток лет назад. Тогда Луи заехал за ней на отцовском раритетном «Тандербёрде». Селеста не разбиралась в автомобилях, так что Луи не удалось произвести на нее желанного впечатления. Но что реально впечатлило Селесту – так это его манера вождения, то, как легко и непринужденно он маневрировал в потоке машин, крутя руль только одной рукой.
– Ладно, – сказал, в конце концов, муж. – Я тебя услышал. Давай пока понаблюдаем за Беллой. Я думаю, мы можем еще подождать, посмотреть, что будет дальше.
Луи произнес это так уверенно, что на долю секунды Селесте даже показалось, будто бы они пришли к этому решению вместе. Она открыла рот, вдохнула воздух, снова сомкнула губы. А потом ее неожиданно осенило: им не надо ничего ждать, по крайней мере, от Беллы. Им надо дождаться, когда она сама, Селеста, справится со своей паранойей, чтобы всем вместе устроить дружный бойкот льняным джемперам и бананам.
Глава 7
Алабама
Тремя месяцами ранее
Чикаго, штат Иллинойс
Каждый пятничный вечер Алабама проводила одинаково: она посещала своего врача, которого на дух не выносила. Алабама недолюбливала его по нескольким причинам, но наибольшую неприязнь у нее вызывали его носки.
В принципе, Алабама ничего не имела против толстых коротких носков белого цвета. Да, смотрелись они объективно уродливыми, но в сочетании с объективно уродливыми белыми ботинками легко превращались в модный тренд (доказательство тому – сестры Хадид). Однако врач Алабамы не был модником. На самом деле, он вообще не следил за модой. Доктор Кит Свинкл носил белые гетры с коричневыми лоферами. И это доводило Алабаму до белого каления. Неужели ему в жизни не встретилась ни одна женщина, которая посвятила бы его в таинства моды?