— Я с тобой будто вернулся к жизни, — сказал он, сидя за столом напротив неё. — А жизнь такая большая. И в ней много всего: и плохого, и хорошего.
— В ней больше хорошего.
— Тогда за хорошее! — поднял Олег бокал. — Сегодня и правда хороший вечер. Золотой. Посмотри за окно: какие листья в свете фонарей! Чудо!
— Можно ведь быть просто человеком, любить и быть любимым. Праздновать, в конце концов. Как мы с тобой, — говорил он.
— И что же мы празднуем? — спросила Наталья, опуская взгляд в бокал, будто пытаясь на дне его отыскать ответ на свой вопрос.
— Праздник душевного равновесия. Осенний бал, — сказал Олег.
— Лишь бы только не равнодушия, — заметила Наталья, вздохнув.
— Ну что ты! — запротестовал Олег. — На празднике нет места равнодушию, — продолжил он. — Сейчас я буду за тобой ухаживать. Такого эскалопа ты не ела давно, уверяю тебя, — наполнял Олег её бокал. — Ты должна его оценить. Но после этого бокала.
— Ты сегодня решил меня споить? — смеялась Наталья; ей сделалось радостно и тепло на душе. Нежданный и странный вечер! Такие, наверно, бывают раз в жизни.
Потом они вместе убирали со стола, касаясь друг друга руками. По очереди принимали ванну. Когда Наталья вышла из ванной, Олег с полотенцем на бедрах жонглировал яблоками и апельсинами.
— Ты ведь хотела в цирк?
— Когда ты так научился жонглировать? — удивилась Наталья, смеясь.
— Сегодня, пока тебя ждал. Оп-п! — наклонился он, подхватив у пола яблоко.
Наталья шагнула к нему и нарушила яблочно-апельсиновую радугу. Фрукты посыпались на пол.
— Я соскучилась по тебе, — прижалась она к его тёплому плечу лицом, щекоча мокрыми на кончиках волосами.
— Вот всегда так. Такой номер испортила, — взяв её лицо руками, сказал он. От рук пахло апельсинами и яблоками, и совсем не пахло красками.
— Я тебя люблю, — сказала она.
— Я знаю, — прошептал он. — А ты всегда будешь любить меня? — голос его дрожал.
— Всегда. — Он осторожно поцеловал её в губы и осторожно отстранил.
— Ещё один смертельный номер. Алле-гоп, — сказал он, срывая с бедер полотенце и оставаясь в плавках. Айн, цвай, драй, — сказал он, сжав зубами кончик полотенца, другой рукой ловко и незаметно для Натальи разлил вино в бокалы.
— Прошу, мадемуазель, — протянул он ей бокал. — За любовь? — вопросительно взглянул ей в глаза.
— За любовь! — тихо отозвалась Наталья.
— Ты сегодня такая нежная и… красивая, — сказал Олег, не отводя глаз.
— Да-а? — переспросила Наталья, не найдя что сказать от нахлынувших чувств.
— Я хочу выпить за… нас, — донеслись до неё долгожданные слова, вернее, не слова, а то, что было за словами.
Тело будто онемело. Медленно-медленно приближались к ней лицо Олега, его глаза, губы. Обнимая её, он осторожно взял у неё из рук бокал и поставил на стол. Бокал перевернулся, и несколько капель образовали красное пятно на скатерти. Пятно некоторое время занимало мысли Натальи, и ещё закатившееся под тахту яблоко, которое почему-то навеяло ей мысли об Адаме и Еве. Она куда-то плыла и падала, увлекаемая Олегом, его руки подхватывали её, мысли путались, и радость раскрывалась в её душе, как бутон…
А потом он уснул. Просто, как засыпают младенцы, насосавшись молока, и спал, так же тихо, как младенец. А она лежала и плакала… Тихо, почти без слёз. Боялась, что к утру будут опухшие глаза, а ведь завтра им ещё ехать в клинику. Не боясь разбудить Олега, закурила сигарету прямо в постели. Он застонал во сне, и рука его случайно упала ей на живот. Рука была тёплая и тяжёлая. Она тихонько убрала её. Всё в нём было чужое, даже его рука, которой она так любовалась несколько часов назад. Он обманул её — он её НЕ любит! Его не было с ней. Его вообще нигде не было! И зачем нужен был весь этот обман? «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там, в краю далеком, буду тебе чужой…», — мысленно пропела она. Чужая… она ему чужая, и она ему не нужна.
В ней проснулась жалость к себе и злость на кого-то, только не на Олега — что с него взять? — и не на Танечку. Танечку она теперь поняла, с ней было то же самое. Она курила и ждала, когда злость осядет в душе, но злость не проходила.
Сколько ещё женщин поплачет из-за этого пай-мальчика со страдающим лицом? И что же они получат за любовь? Портрет с натюрмортом? Спасибо, дорогой! Нет, всё же она злилась именно на Олега. Откуда только он взялся на её голову?!
Наталья зло затушила сигарету. Спит, как ангел. Да и виноват ли он в том, что не умеет любить? Господи, почему всё так? Неужели счастье — такая недоступная вещь в этом мире? Пусть едет в эту клинику. Может быть, там его научат любить. Но ведь было же, было, всё было у них двоих. Или только казалось?