— Молчи уж, стыдно матери не доверять. Ты ведь маленький был — всё мне рассказывал. Как в первый раз влюбился, помнишь? В девочку из соседнего подъезда? Да как весь снег у них под окном раскрасил?
— Помню. Первый мой художественный опыт. Уж и мучился я, и горд был. А снег растаял… — и всё.
— Сколько тебе тогда было? Да девочку-то как звали, запамятовала?
— Десять лет. Леночка в параллельном классе училась, и внимания на меня так и не обратила. До чего обидно было.
Они замолчали, думая каждый о своем.
— Мам, я тебе должен что-то сообщить, — сказал Олег. — Ты только не волнуйся…
— Хорошее начало! — вырвалось у Полины Игнатьевны.
— Я решил в эксперименте одном принять участие… Наталья меня уговорила. «Идеальный мужчина» называется, — Олег погладил дрогнувшую материнскую руку.
— Что? Какой еще эксперимент? — настороженно спросила она.
— Там врачи-психотерапевты, наркологи и… ну, в общем, идеального из меня сделают, — с остановкой проговорил он…
— Ой, Оле-ег! А это не опасно? — в голосе матери зазвучал страх. — Да ты у меня и так идеальный.
— Я всё решил. В понедельник поеду в клинику. Профессор Сидоров. Может, ты читала? Про него много пишут. — Встав, он принес из кухни брошюры. — Вот, посмотри…
— Как же так, Олег? — волновалась мать, теребя в руках брошюры. Поняла, что спорить бесполезно.
— Ты возьми, почитай дома.
Она машинально кивнула.
— Это так неожиданно. Надолго это? — достала платочек — глаза стали слезиться.
— Мам, я уже взрослый. Потом, ты же сама хотела, чтоб я женился, — обнял её сын, успокаивая. — А там, кажется, и это запланировано… Я обязательно тебе позвоню в понедельник, как всё пройдет.
— Что ж мы сидим-то! — засуетилась Полина Игнатьевна, пряча глаза, боясь выдать обиду, — опять всё решил без нее. Всё Наталья да Наталья! Какая из нее жена? Она и готовить-то не умеет! Олег сам всё.
— Чем хоть ты тут питаешься? — пройдя на кухню, спросила Полина Игнатьевна.
— О, у меня картошка есть, бутерброды Натальины остались, — весело ответил Олег.
Полина Игнатьевна приободрилась, и они стали вместе, как в детстве, хлопотать над столом. Мать достала из сумок теплоукутанный борщ, курицу, стала командовать по старинке, а Олег ей с радостью подчинялся. Нарезали салат, мать умело его украсила, всё расставила на столе.
За едой о проблемах не говорили — так издавна было заведено матерью. Восхищались осенью. Это было их любимое время года. Вспоминали стихи. Когда-то это была их игра: кто больше вспомнит стихов.
— Может, оно и правильно, что ты так надумал. Может, всё к лучшему, — сказала мама.
— Я тоже так думаю, — ответил Олег.
— В гору всегда трудно подниматься, а с горы легко катиться, Олежек…, — говорила она. — Я, пока ты болел, в церковь ходила, свечки за тебя поставила и Богородице — Неупиваемой чаше, и Николе-угоднику… Сон мне приснился, будто тебя маленького песком засыпало и ты чуть не умер. Но какие-то люди помогли тебе выбраться, и ты жив остался. Чудом, понимаешь?
— Ну, мама, что ты? Со мной ведь ничего такого не может быть.
— Ты ведь у меня единственный сын. Я боюсь за тебя, как бы ты с пути не сбился, себя совсем не потерял… Тебе уже тридцать лет, а у тебя ни работы постоянной, ни семьи. А я ведь обыкновенная старуха, я внуков понянчить хочу.
— Мам, ну какая ты старуха?
— Да-а, — протянула мать раздумчиво. — Маленькие детки — маленькие бедки… — Полина Игнатьевна замолчала. Взглянув на Олега, заговорила нерешительно, собираясь с мыслями:
— Не знаю, сказать тебе или нет… Танечку я тут встретила с молодым человеком. О тебе поговорили. Она зла на тебя не держит.
У Олега кольнуло в груди — быстро же она его забыла. Но вслух сказал:
— Я рад за неё.
— Она сказала, что по-прежнему остается твоей поклонницей. Эх, Олег, она могла бы стать тебе хорошей женой!
— Мама… Ну, сколько же можно об этом.
— Я боюсь, что ты ещё пожалеешь о ней.
— Мама, я её не любил. Да и она, по-видимому, тоже.
— Вот это неправда. Что ты, мальчишка, знаешь о женской любви? — горячилась мама.
— Не нервничай, мам.
— Да и что такое любовь? Это труд совместный, умение прощать, верность!
— Верность чему? Скажи ещё, супружеские обязанности.
— Да, и супружеский долг.
Вот так всегда случалось с ними. Неожиданно расспорятся. Всё же мать принадлежит к другому поколению и в чём-то не может его понять.
Полина Игнатьевна молча собирала сумки и удивлялась, почему сын не хочет понимать очевидных вещей.