— Неужели эта Наталья лучше? — спросила она с оттенком неприязни.
— С Натальей мы друзья.
— Это ты ей друг. А у неё, может быть, другие планы. Сколько ей? Под тридцать? Ей замуж давно пора.
— Мам, ты её совсем не знаешь!
— А ты себя не знаешь. Окрутит она тебя.
— Мне теперь три месяца не до женщин будет.
— Ой, Олег, — снова заволновалась мать перед неминуемым расставаньем. — Ты на меня не обижайся, — собираясь уходить, проговорила она. — Я тебе добра желаю и верю в тебя. В отца твоего верила и в тебя тоже. Ты, как он — упрямый. Всё равно на своём настоишь.
— Мам, всё будет хорошо, — целуя её и помогая ей одеться, говорил Олег.
— Ладно уж, — ворчала Полина Игнатьевна. — Я тебе вечерком еще позвоню, можно?
— Конечно, — согласился сын.
— А завтра приходи на обед. Обязательно. Только без Натальи приходи.
— Хорошо, мам, завтра приду.
— Я тебе там деньги оставила на столе, — сказала Полина Игнатьевна. — Не умирать же тебе с голоду.
Олег проводил мать до лифта, проследил из окна за удаляющейся в направлении остановки материнской фигурой.
Как любил он в детстве угадывать из окна материнскую стремительную походку. И, встретив её в прихожей, уткнуться в её теплую грудь, пахнущую духами и ждать, что же она для него достанет из сумки.
Как жаль, что навсегда ушли те времена, где всё было просто и ясно, и мама с папой знали ответы на все вопросы.
Полина Игнатьевна торопливо шла по улице, а мысли её все ещё были с Олегом. Какой он не приспособленный к жизни. Всё витает в облаках. Может, и правда ему нужен эксперимент? Но Наталья! Представить её своей снохой Полина Игнатьевна не могла. Такие ли девушки были в её пору! Да что он может понимать в женщинах, в жизни — её маленький Олежек!
Последнее время она часто вспоминала молодость. За обложкой старого альбома нашлась давно потерянная фотография Славика.
Находка взволновала Полину Игнатьевну. Она так и замерла с фотографией на коленях, уйдя в прошлое. Теперь такое с ней случалось, она могла несколько минут просидеть как бы в прострации. Нахлынули воспоминания, прихватило сердце, и пришлось пить корвалол. Оказалось, что эти воспоминания болезненны, и память, может быть, жалея её, куда-то прятала их до сих пор. Память всегда подсовывала общие, стандартные воспоминания: походы, праздничные вечера в музыкальном училище, первые успехи.
А ведь её настоящий успех начался со Славика. Ей и раньше говорили, что она талантлива, аплодировали на концертах. Впрочем, как и некоторым другим. Но поверила она в себя тогда, когда ей, никому неизвестной молоденькой аккомпаниаторше, преподнес букет смущённый худенький паренёк. Это был Славик. В тот миг она была под властью музыки, он тоже. И после ей казалось, что их души настроены одинаково.
Как много у них было общего! Но жизнь всё решила по-своему.
Кто в молодости не делал ошибок, ведь разобраться в жизни в двадцать лет очень трудно… Нет, мужем Полина Игнатьевна была довольна. Его и сына она любила самоотверженной любовью, подчас совсем забывая о себе. Теперь она терзалась этим. Всё ли она сделала правильно в своей жизни. Может, в бедах своего сына тоже виновата она? А своя, личная жизнь? Ей стало казаться, что, выйди она замуж за Славика, жизнь могла бы сложиться по-другому, лучше для неё.
Что она сделала доброго в этой жизни? Но поздно, поздно. И у неё ведь есть Олег. Теперь ему предстоит искать ответы на вопросы: что такое любовь? что такое счастье? И решать сложные задачи, которые ставит порой жизнь. Справится ли он, и чем она, мать, может ему помочь?
Глава 4
Всё же сегодня Наталья устала. Её измотали статья, разговор с Олегом, суета вокруг картин. Вечером она повезла статью в журнал и попала на субботнюю попойку по случаю премии знакомого журналиста.
… — У-у, Наталья, — загудели радостные от выпитого журналисты.
Вадик — самый популярный репортёр журнала — стряхнул со своего плеча руку изящной, но чересчур болтливой Юли, бросился обниматься.
— Поздравляю тебя, Вадик, растёшь, — коротко улыбнулась Наталья, уклоняясь от объятий.
— Штрафной! Штрафной! — кричали со всех сторон.
Запах духов, сигаретного дыма и спиртного дыхания восьми человек заполнил небольшую комнатку. Столы сдвинуты, на полу и подоконниках — кожура от апельсинов и бананов…
— Так, так, — вышел на шум главный редактор Смоляков. — Наталья, прошу ко мне. — Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать гул своих подчинённых.
— Ну, босс сейчас к чему-нибудь придерётся. Час уже её ждет, — злорадно сказала, облизывая пальчики, измазанные шоколадом, Юля, снова очутившаяся рядом с Вадиком.