Альфред Зон-Ретель
Идеальные поломки
Alfred Sohn-Rethel
DAS IDEAL DES KAPUTTEN
EDITION BETTINA WASSMANN 2008
Перевод с немецкого Александра Ярина
Благодарим за помощь в подготовке издания
Беттину Вассманн, Ивана Болдырева,
Анну Шибарову и Ансельма Бюлинга
Выражаем особую признательность Карлу Фрайтагу, написавшему предисловие к русскому изданию
Альфред Зон-Ретель. Лондон. 1942. Фото С. Гибсона
ООО «Издательство Грюндриссе»
e-maiclass="underline" info@grundrisse.ru
http://www.grundrisse.ru
© 2008, Bettina Wassmann
© 2016, ООО «Издательство Грюндриссе», перевод на русский язык
Альфред Зон-Ретель в Италии: 1924-1927
«Развитию каждого человеческого движения, исходит ли оно из духовного или даже из естественного побуждения, всегда суждено безмерное сопротивление окружающего мира». Вальтер Беньямин, написавший эти строки в своём эссе «Анализ состояния Центральной Европы» (1923), сетует на жалкое положение университетов, «расстройство автомобильного производства», «упадок кулинарного искусства», а больше всего – на выветривание тепла из вещей в стране, где люди живут, «словно давление воздушного столба, нависшего над каждым <…>, вдруг, противоестественным образом, стало ощутимым»1. Тотальность и субъективность утверждались пока ещё лишь в порядке видимости. Всё необычное обнаружило себя вытесненным в эмиграцию – либо внутри собственной страны, как это описал Зигфрид Кракауэр в своём романе «Гинстер»2, герой которого остаётся безвидным, чтобы не попасть под власть видимости, либо в прибежище, каким стали южные области, где утопическим видением ещё рисовалась настоящая жизнь – во всяком случае, на первый взгляд чужака, недавно приехавшего с севера.
Одним из таких прибежищ стал холм Монте Верита в Асконе, где люди – то зажигаясь энтузиазмом, то потухая – меняли путы цивилизации на суровую непреклонность иных, конкурирующих с ней культур. Другой путь лежал на Бали, где можно было обратить себе на пользу незлобивость тамошних «мирных дикарей», ещё другой – на Капри. Список знаменитых иностранцев, поживших в этих краях, получился длинным. Он включает многих персон, от Ленина, удившего здесь рыбу «с пальца», до предводителя CA Эрнста Рёма, который в Рождество 1933 года был отозван с «передовой» рейхсвера и получил возможность удалиться на остров, где мог безнаказанно предаваться своим вожделениям. Феликс Мендельсон Бартольди, принадлежавший к «знаменитому европейскому роду» (к коему причислял себя и Зон-Ретель, так как одним из его предков был Моисей Мендельсон), сочинил здесь увертюру «Морская тишь и счастливое плавание», а Рильке обрёл на Вилле Дискополи благоприятствующую атмосферу, написав «Песнь моря»: «Извечный моря вой…» Лишь немногим Капри оказался не по душе: Брехт бежал отсюда в Неаполь, туда, где «выпивка, музыка и сифилис»3.
Мечты «беженцев» с севера могли простираться от скромной жизни до роскошного существования прихотливого чужака, оплатившего себе местечко в пейзаже рядом с каприйскими рыбаками на фоне заходящего алого солнца. Для многих эта мечта так и заканчивалась чтением бестселлера Акселя Мунте «Легенда о Сан-Микеле»4, действительностью она становилась лишь для избранных, например, для рантье и людей искусства.
Позитано, расположенный на материке недалеко от Капри, в те времена по значимости уступал этому острову. Бедекер5 1931 года, посвятивший Капри шесть страниц, для Позитано отвёл лишь четыре строчки. Позитано был скорее целью устремлений для посвящённых, для путешественников с известным «даром»6. Они могли бы сказать: «Позитано – это место, где моя душа располнела и залоснилась… Позитано встряхнул всё моё существо… Здесь стоит жить, да и боги были к нам благосклонны»7.
Позитано. Регион Кампания. Почтовая карточка. Ок. 1900
От такой жизни, как и от благосклонности богов, не отказались бы также рыбаки, поварихи, виноградари, зеленщики, строители. Их собственная простая жизнь подчинялась законам необходимости и многим из них вовсе не казалась стоящей, а боги от них отвернулись. Тысячи уезжали отсюда, и нередко как раз в страны, покинутые теми, кто цивилизацией пресытился.
На острове Капри. Нач. XX в. Фото СМ. Прокудина-Горского
Капри и Позитано не только давали прибежище людям искусства и искусникам по части житейских наслаждений (всяческие «призраки, богема, люди разной степени неопределённости», «ветераны гостиничных номеров, которые проводят свои дни в мифологическом кругу как в добровольном заточении»8), но и служили местом встречи интеллектуалов. На «странствующего интеллектуала-пролетария»9 (как с долей самоиронии выразился Беньямин) в южных странах воздушный столб давит гораздо меньше, да и экономические проблемы решаются легче: «Поскольку же… я здесь трачусь во всяком случае куда скромнее, то предпочитаю с теми же трудностями мириться здесь»10.