— Так ты вылезла из норы, наконец, — раздался голос за моей спиной, и я подпрыгнула от неожиданности.
— Господи... — я резко выдохнула и приложила руку к груди, сердце готово было выпрыгнуть оттуда. — Не прячься у меня за спиной. Меня чуть удар не хватил.
Я медленно повернулась и встретила холодный взгляд Алекса, который внимательно изучал меня. Он стоял, прислонившись к косяку, одетый в тёмные спортивные штаны, низко посаженные на бедрах, и простую черную футболку с короткими рукавами. Было видно, что он только что вышел из душа, потому что его волосы были влажными и растрепанными, несколько прядей, падающих на его глаза, делали его вид менее устрашающим. Может, даже мирным. Несмотря на ужасные татуировки, почти полностью покрывающие его руки. Я, конечно, не поведусь на эти новые впечатления о нем. Этот парень способен быть кем угодно, но не мирным.
— Кофе? — предложила я, стараясь, чтобы это прозвучало равнодушно.
Не отрывая от меня глаз, он кивнул и уселся за кухонный стол. Делая вид, что не обращаю на него внимания, я взяла две большие кружки из шкафа и налила кофе, который был почти готов. Мне не по душе идея оставаться с ним наедине, но этого не избежать, поэтому я подумала, что мне лучше попробовать привыкнуть к нему.
— Слушай... — сказал он приказным тоном. — Я знаю, тебе не нравится эта ситуация, но, поверь мне, я сам не в восторге от идеи играть чёртову няню для избалованного ребенка.
— Избалованного…? Вы только послушайте его...
— Тихо! Не надо строить из себя жертву. Николай предупредил меня о твоих истериках и склонности принимать необдуманные решения. Просто, чтобы ты знала, это дерьмо не пройдёт со мной, так что даже не вздумай готовиться к следующему такому порыву. Я пришел сюда делать свою работу и планирую делать ее правильно. Ясно?
Мои руки были сжаты в кулаки, и я почувствовал своего рода надвигающуюся «истерику», о которой он говорил. Кто дал ему право так со мной разговаривать? Я почувствовала непреодолимое желание выплеснуть содержимое своей кружки прямо в его самодовольное лицо, но сдержалась, чувствуя, что сделала на сегодня достаточно, чтобы испытывать судьбу ещё раз.
Очевидно заинтригованный отсутствием какой-либо реакции с моей стороны, Алекс откинулся на спинку стула и вопросительно поднял одну бровь. Я приложила усилия, чтобы удержать на себе его взгляд, хотя казалось, что он мог читать меня, как книгу, тогда как я не могла узнать ничего из его невозмутимого лица. Вероятно, он практиковал это лицо каждое утро перед зеркалом.
— Теперь, когда мы всё выяснили, я расскажу тебе некоторые правила, которые ты должна уважать. В первую очередь, мне не важно, идешь ли ты в магазин, посещаешь гинеколога или у тебя свидание — ты не оставляешь квартиру без моего сопровождения. Если ты думаешь, что так и сделаешь, чтобы улизнуть на свидание, подумай еще раз.
Он ненадолго замолчал, как бы давая время всё осознать. Я была поражена, что этот раздражающий варвар способен составлять осмысленные и сложные предложения.
— Во-вторых, не разговаривай с незнакомыми людьми. Начиная с сегодняшнего дня, все, с кем ты не знакома, мужчина это или женщина, возможно, жаждут твоей крови. Если к тебе подошел или заговорил с тобой тот, кого ты не знаешь, сразу же говоришь мне.
Последовала многозначительная пауза.
— В-третьих, если я говорю не двигаться или лечь на пол, ты немедленно выполняешь. Без вопросов. В противном случае, через секунду твоей хорошенькой головке конец.
Я пару раз моргнула, удивленная и смущенная, что он, видимо, сказал мне комплимент, но затем опровергла эту мысль. Всё это было только затем, чтобы позлить меня.
— Это ясно? — Он посмотрел мне в лицо.
— Всё ясно, — я чуть не подавилась словами. — Если ты закончил свой монолог, мне нужно кое-что сделать. Быть может, ты влюблен в звук собственного голоса, но я начинаю уставать от этого.
Я развернулась, чтобы выйти из кухни со своим кофе, когда меня осенила мысль, и я остановилась у двери.
— Кстати, есть небольшая проблемка с твоим планом превратиться в мою вездесущую тень, — бросила я через плечо.
— О, да? И в чем же она заключается?
Накинув на себя маску напускного равнодушия, он положил ноги на стул, с которого я только что встала, и, не обращая на меня никакого внимания, взял газету со стола. Он выглядел высокомерным засранцем, который не допускает возможность своей неправоты в чём-либо. У меня уже имелся опыт — Тайлер являлся представителем вида уродов и мудаков с завышенной самооценкой.