Всем спасибо, все свободны.
Беру сумочку, достаю наличку и кладу на стол.
— Ты куда? — сощуренно спрашивает Леон.
— Домой.
— Деньги убери. Я заплачу, — Игнатов машет рукой пробегающему мимо официанту.
— Я в состоянии сама за себя заплатить, — включаю самодостаточную женщину, — ну если тебе очень хочется, и теперь некуда девать деньги… — подключаю к самодостаточной женщине обиженную и разведённую.
Леон усмехается, но решает галантно проглотить мою колкость. Он так делал всегда. Я колола, а он терпел.
— Не убегай, я провожу, — Леон встает и берет со спинки диванчика пиджак, осматривая стол, чтобы ничего не забыть.
— Зачем? — в недоумении спрашиваю.
— Я так хочу, — отвечает небрежно.
А я… я не хочу. Но об этом меня никто не спрашивает, когда, подхватив под локоть, мой бывший муж тянет меня на танцпол. Мы подходим ко все еще танцующим друзьям, и Леон о чем-то говорит на ухо Вадиму, не давая мне сбросить с предплечья его руку. Получив от поддатого друга кивок, мы протискиваемся между потными телами, а я пытаюсь сообразить, почему до сих пор не пресекла это тактильное взаимодействие.
5. Леон
Мы выходим из душного бара на свежий майский воздух. Точнее, это я выволок сопротивляющуюся Агату на улицу, потому что моя компания в качестве ее сопровождающего — устраивать перестала. Теперь официально.
И это очередной напоминающий мне поджопник о том, что мы все-таки сделали это.
Мы развелись.
Ночами еще прохладно, и Агата ежится под порывами прохладного ветра. На ней, кроме короткого черного лоскута, ничего нет. Она обнимает себя за плечи, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Тушь размазалась, оставляя немилые разводы вокруг глаз, а ее светлые мелированные волосы растрепались во все стороны. Агата редко бывает такой, вероятно, ее внутренняя Богиня уснула под действием текилы.
Я набрасываю ей на плечи свой пиджак, и она благодарно улыбается, кутаясь в него, как в халат, но не мне. Она улыбается теплу, а мне она перестала улыбаться… давно.
Поднимаю голову к ночному небу, закрываю глаза и глубоко вдыхаю ночной влажный воздух.
— Мое такси, — еле слышно шепчет Агата, переминаясь на каблуках и заторможенно хлопая глаза.
Киваю.
Развернувшись, она направляется к нему, а я следую за бывшей женой и открываю ей заднюю дверь. Агата пытается снять пиджак и вернуть мне, но я подталкиваю её в салон, кивком головы показывая, чтобы двигалась дальше.
Сажусь рядом.
— А ты куда собрался? — у Агаты расширяются осоловелые глаза до размера с блюдце.
— Сказал же, провожу.
— Я думала до машины, — Агата кутается с носом в мой пиджак. Я вижу, как она борется с накатывающей дремотой, но радуюсь, что на сопротивление со мной у нее не хватает сил. — Имей ввиду: на чай приглашать не буду, — зевнув где-то в отвороте моего пиджака, послушно сдвигается.
Усмехаюсь.
Мы едем в полном молчании.
Машину мерно покачивает, мотор приятно гудит, а в салоне фоном работает радио. Агату сморило, и она, подвинувшись близко к моему бедру, укладывает свою голову мне на плечо. Я чувствую ее тепло и невольно вслушиваюсь в текст льющейся из магнитолы песни:
Я смотрю на расслабленные руки Агаты, в которых покоится ремешок сумочки, и беру ее ладошку в свою. Я не знаю, что это: то ли слова песни так на меня действуют, то ли тепло ее бедра, которое касается моего, то ли запах, такой родной и привычный, но я переплетаю наши с ней пальцы и чувствую, что именно сейчас, здесь и в эту самую секунду так правильно.
«В руке твоя рука»…
Откидываюсь на спинку кресла, прикрываю глаза и позволяю себе ненадолго отключиться.
— Проспект Мира, — вздрагиваю и резко распахиваю глаза.
Таксист смотрит в зеркало заднего вида, в котором мы встречаемся взглядами.
Уже?
Кручу головой по сторонам.
И правда — наш с Агатой дом. Точнее, теперь только ее дом.
Стараюсь растормошить спящую Богиню.
Она бессвязно бормочет, хмурит нос и размахивает руками, прогоняя от себя мой голос.